Формирование профессиональной идентичности психотерапевта: механизмы и коллизии

Значение профессиональной идентичности для практикующего психотерапевта переоценить сложно. Этот феномен во многом определяет эффективность специалиста, устойчивость его к неблагоприятным профессиональным факторам (психическому напряжению, травмам, боли, длительным психологическим нагрузкам в контакте и т. д.), особенности его собственного профессионального развития и используемого метода. Он также может способствовать профессиональной деформации или, наоборот, предохранять от профессионального выгорания. Проблема идентичности психотерапевта слишком велика для того, чтобы попытаться описать ее в одной статье. В список задач настоящей работы не входит детальное теоретическое обсуждение феномена идентичности, основанное на методологии гештальт- подхода. Ограничусь здесь лишь описанием некоторых факторов и условий ее развития, тезисно изложив свои размышления на эту тему.

Начну, пожалуй, с главного: идентичность выступает не результатом волевых усилий по поиску ответа на вопрос «кто я?» (в нашем случае «кто я в профессии?»), а феноменом, сопутствующим процессу профессионального развития. При этом человек может иметь массу свидетельств своей профессиональной принадлежности и успешности в виде множества сертификатов, дипломов и т. д. и при этом испытывать токсический стыд в случае необходимости сообщить окружающим: «Я психотерапевт». Самый короткий путь в самозванцы с сопутствующими этому переживаниями (как правило, стыдом) — игнорирование актуального профессионального опыта и, как следствие, невозможность интеграции его в собственные представления человека о себе. Другими словами, профессиональная идентичность психотерапевта формируется по ходу ассимиляции им опыта и впечатлений от процесса собственной терапевтической работы. Большое значение в этом процессе имеет возможность человека ассимилировать факты профессионального признания со стороны сообщества профессионалов и, разумеется, наличие самого этого признания со стороны коллег Поэтому формирование профессиональной идентичности в некотором смысле — процесс публичный, предполагающий открытость своей работы, своих профессиональных ценностей и мировоззрения.

Роль профессионального сообщества в процессе идентификации

Таким образом, успешный процесс профессиональной идентификации оказывается производным от формирования и устойчивого функционирования сообщества практикующих психотерапев- тов[1]. Причем большое значение для формирования идентичности имеет функционирование профессиональных сообществ внутри конкретной модальности — гештальт-терапии, психоанализа, экзистенциальной терапии и т. д. При этом естественно, я не умаляю значение психотерапевтических ассоциаций в целом.

Процесс формирования сообществ, их диалога друг с другом в настоящее время, на мой взгляд, находится в развитии. Несмотря на существование на всем постсоветском пространстве множества обучающих организаций и психотерапевтических ассоциаций, диалог между ними зачастую оказывается затрудненным. Думаю, именно поэтому все более популярным «протезом» профессиональной идентичности сегодня становится Европейский Сертификат Психотерапевта. Я не возражаю против международной интеграции и стандартизации, но считаю, что в отношении процесса формирования профессиональной идентичности ценность Европейского Сертификата значительно преувеличена. Повесив на стене своего рабочего кабинета большой красивый бланк в рамке, молодой, еще не зрелый психотерапевт, с одной стороны, не становится от этого более устойчивым в своих представлениях о себе, а с другой, лишается в значительной степени необходимости в публичности и сотрудничестве с партнерами по профессиональному цеху. Актуальность потребности в признании коллег при этом снижается, процесс ассимиляции получаемого признания затрудняется, формирование идентичности, следовательно, останавливается. Ее место занимают нарциссические образования, которыми зачастую многие и «бодаются» друг с другом, пытаясь определить, кто же на самом деле лучший психотерапевт. А ведь профессиональная идентичность не измеряется в терминах «лучше — хуже», а предполагает осознание своих психотерапевтических и личных качеств, своего уникального профессионального опыта как ценного профессионального багажа. Таким образом, подытожу этот тезис: институт сертификации считаю необходимым, но не достаточным для формирования профессиональной идентичности. Ресурсами же, поддерживающими процесс профессиональной идентификации, выступают развитие сообществ и возможности профессионального диалога между ними.

Супервизия как средство развития профессиональной идентичности

Одним из наиболее важных инструментов, поддерживающих процесс развития профессиональной идентичности, является супервизия. Помимо задач, связанных с профессиональным развитием, супервизия предназначена для помощи в ассимиляции терапевтического опыта в представления терапевта о себе как профессионале. Хорошая супервизия предполагает наличие возможности для рефлексии терапевта относительно своего места в профессии, а также переживаний, с этим связанных. В некотором смысле супервизор оказывается еще и донором профессиональной идентичности супервизируемого, поскольку является носителем базовых психотерапевтических ценностей и выступает источником профессионального признания. Кроме того, поддерживая терапевта в формировании собственного терапевтического стиля, супервизор способствует тем самым поддержанию процесса развития самосознания[2].

Легализация профессии психотерапевта и идентичность

Несколько слов о процессе легализации психотерапевтической профессии, имеющей также большое значение для формирования профессиональной идентичности. Разумеется, России, Беларуси и Украине нужен в будущем Закон о психотерапии. В противном случае полноценной профессией психотерапии стать довольно трудно. Однако принятие Закона о психотерапии я бы рассматривал через призму процесса формирования интегрированного сообщества психотерапевтов, который первичен по отношению к любой процедуре формализации. Закон может и должен венчать этот процесс, то есть оказаться его логичным продолжением. С этой точки зрения, любые современные попытки преждевременной фасилита­ции этого процесса мне представляются как нарцис- сические потуги с целью узурпировать власть в рассматриваемой профессиональной области. Осуществленный в полной мере процесс легализации психотерапии до интеграции в сообществе психотерапевтов приведет лишь к росту напряжения и стагнации в профессии. Что, безусловно, скажется на процессе профессиональной идентификации членов сообщества известной степенью деформации. Поясню, каким образом.

Идентичность — это образование личное, связанное с некоторым самоощущением человека, с результатом тестирования на соответствие самому себе (собственно говоря, стыд «самозванства» и возникает как реакция на несоответствие самому себе). Поскольку процесс профессиональной идентификации связан с многочисленными достаточно тяжело протекающими кризисами, время от времени возникает заметный соблазн избежать их переживания посредством замены идентичности различными «протезами» в виде внешних ситуативных подтверждений: сертификатов, лицензий, формального вступления в какую- либо ассоциацию и т. д. Таким образом, ситуация дефицита самоощущения может способствовать его компенсации суррогатом формальной принадлежности. Естественно, что такое положение вещей является очень заманчивым для каких-либо формальных психотерапевтических структур и объединений, которые смогут инициировать процесс профессиональной легализации первыми. В этом случае инициаторы оказываются избавленными от необходимости трудного диалога с практикующими в стране специалистами и получают известный инструмент давления. Разумеется, это не сможет не сказаться на дезинтеграции внутри сообщества психотерапевтов. В заключение этого тезиса отмечу, что сегодня — в период интенсивного развития психотерапии в наших странах — мы как никогда ранее нуждаемся в диалоге как различных организаций внутри модальностей психотерапии, так и между самими модальностями, существующими в нашем пространстве. Формализация результатов этого диалога естественным образом приведет к легализации профессии с сохранением идентичности самих психотерапевтов.

Диалектика индивидуализма и лояльности психотерапевта

В этой части работы немного подробнее остановлюсь на обсуждении особенностей делегирования власти в жизни психотерапевта вообще и в процессе развития его идентичности. Профессия частнопрактикующего психотерапевта в большей степени напоминает деятельность свободного художника, бродячего музыканта или странствующего философа. Отсутствие жестких правил, творческий характер работы, ориентация на процесс и т. д. делают психотерапию в некотором смысле маргинальной сферой жизни общества. При этом уникальность каждого практикующего специалиста, осознание и умение обращаться с ней во многом определяют успешность психотерапевта как профессионала. С другой стороны, несмотря на уникальность каждого специалиста, жизнь в профессиональном сообществе предполагает ориентацию каждого его члена на некоторые гласные и негласные правила, возникшие как результат творчества самого сообщества. В противном случае невозможным становится диалог специалистов и, следовательно, с одной стороны, тормозится процесс развития психотерапии, с другой, обедняются ресурсы, питающие профессиональную идентичность каждого психотерапевта. Таким образом, лояльность сообществу коллег также выступает необходимым фактором личного и профессионального развития. Именно в поле, определяемом сосуществованием двух, на первый взгляд, противоречивых тенденций и формируется идентичность профессионала. Поэтому индивидуализм и лояльность я бы стал рассматривать как необходимые условия этого процесса, в то время как феноменологию и динамику их взаимодействия — как достаточные.

Относительно способа регулирования жизни психотерапевтического сообщества хочу отметить, что, на мой взгляд, адекватной формой власти в этом процессе выступает анархия. Этот тезис, очевидно, нуждается в пояснении. Традиционно в качестве оптимальной формы власти, характеризующей развитые современные общества, рассматривают демократию. Однако демократия как власть большинства предполагает нивелирование ценности отличия людей. Анархия же подразумевает акцент именно на различиях, а также на уважении этих различий. В энциклопедическом словаре под понятием анархизм можно обнаружить определение «общественно-политического течения, которое выступает за немедленное уничтожение всякой государственной власти» [3]. Однако при внимательном прочтении текстов М.А. Бакунина [1] и, особенно, П.А. Кропоткина [4, 5] обнаруживаются дополнительные коннотации. И вот уже анархия предстает не как безвластие, а как власть каждого. Другими словами и власть, и сопровождающая ее ответственность распределяются между всеми участниками того или иного сообщества, общества в целом. При этом распределяется не поровну, как при демократии, а всецело. То есть вся власть за происходящее в моих отношениях с другим человеком (например, клиентом) принадлежит мне, равно и обратное — клиент в полной мере определяет развитие наших отношений. Парадоксальная с точки зрения математики пропорция выглядит следующим образом: в процессе терапии 100% ответственности за происходящее принадлежит терапевту и 100% ответственности принадлежит клиенту. То же парадоксальное соотношение характеризует и отношения внутри малого сообщества (например, в семье или терапевтической группе) или общества в целом. Чем не описание диалога в философском [2] и психотерапевтическом понимании [7].

Возвращаясь к нашей теме — взаимосвязи жизни сообщества и формирования идентичности, — стоит резюмировать, что анархия как способ регулирования отношений в профессиональном сообществе предполагает взаимные помощь, уважение (в том числе личностных границ) и признание членами сообщества друг друга. Акцент при этом ставится на процессе взаимодействия, в котором и происходит развитие профессиональной идентичности. Таким образом, профессиональная идентичность выступает текущим результатом[3] переговоров членов сообщества друг с другом на предмет своего профессионального самосознания.

Применительно к проблеме макродиалога между различными психотерапевтическими сообществами как внутри страны, так и на международном уровне, использование рассматриваемого тезиса об анархии предполагает сохранение уникальности как локального психотерапевтического сообщества или обучающей организации с их стилевыми особенностями и теоретическими предпочтениями, так и национальных особенностей психотерапии в целом. Кроме того, этот тезис имеет значение также и для диалога между сообществами психотерапевтов различных модально­стей в целях поддержания «идентичности самой модальности», равно как и сохранения идентичности психотерапевта как представителя определенного направления психотерапии.

Методологическая целостность школы в противовес эклектике

В настоящей статье мне представляется весьма важным затронуть еще одну проблему, предлагаемое решение которой имеет дискуссионный характер. Речь пойдет об одной из базовых психотерапевтических дилемм: тенденция к эклектике, с одной стороны, и стремление к сохранению строгой методологии отдельного психотерапевтического подхода, с другой. Моя собственная позиция по отношению к этой проблеме заключается в защите мнения, что общей психотерапии не существует. Эта профессия слишком разнородна в спектре своих модальностей, чтобы предполагать их неконфликтное сосуществование в рамках единой терапевтической стратегии. Несмотря на очевидную в эпоху постмодерна общую тенденцию к эклектике, я вижу попытку объединить и смешать такие своеобразные и внутренне богатые направления психотерапии, как, например, гештальт- терапию и психоанализ, в качестве эффективного средства редукции и обеднения обоих направлений в этом процессе. Часто такого рода эклектичные тенденции имеют своим источником неглубокое освоение психотерапевтом хотя бы одного из направлений, изуверски подвергаемого редукции. И наоборот: развитие специалиста как представителя конкретной модальности психотерапии ведет, как правило, к обнаружению практически неисчерпаемых ресурсов, предоставляемых собственной непротиворечивой и последовательной методологией модальности. Таким образом, как правило, достойная профессиональная подготовка и, как следствие, высокая квалификация гештальт-терапевта (равно как и психоаналитика, когнитивно-бихевиорального, экзистенциального терапевта и т. д.) являются лучшим средством от чувства профессиональной неполноценности и стыда. В противном случае возникает тенденция избавиться от стыда и неполноценности посредством неразборчивого апеллирования к «психотерапевтическим костылям» других модально­стей. В связи с этим стоит также отметить, что эклектичная тенденция по большей части ненасыщаема, поскольку зачастую инициируется тревогой, возникшей в результате игнорирования описанного стыда.

Далее несколько слов о том, какое значение сказанное выше имеет для проблемы формирования профессиональной идентичности. На мой взгляд, наиболее важную роль в процессе развития профессионального самосознания играет школа, к которой принадлежит психотерапевт. Базовые ценности и психотерапевтическое мировоззрение, выступающие ядром профессиональной идентичности, питаются именно конкретной школой4. Эти фундаментальные конструкты оказываются различными, а порой даже и противоречащими в разных психотерапевтических модальностях. Так, аналитический детерминизм и гештальтистская индетерминистская феноменология несопоставимы и не могут не спровоцировать кризис профессиональной идентичности при условии честного отношения к профессии. То же самое имеет отношение и к диссонансу базового методического инструментария (применительно, например, к рассматриваемой бинарной оппозиции «психоанализ — гештальт-терапия» — интерпретация и перенос в противовес диалогу и присутствию). Список неинтег- рируемых посылок различных психотерапевтических модальностей можно, разумеется, продолжить. При этом зачастую единственным способом их «примирения» оказывается профессиональное лицемерие или безграничный методологический либерализм.

Что же мы можем ожидать в этом случае от процесса формирования идентичности?! «Человек без корней, без лица, без имени» — подходящие метафоры для диффузии профессиональной идентичности. Как известно, порожденный диффузией стыд нуждается или в проживании, или (что, естественно, проще) в избегании посредством все нового поглощения разнородных психотерапевтических знаний. При этом переживающий кризис психотерапевт приобретает компульсивную тенденцию к учебе, стараясь узнать о психотерапии все. Зачастую в этом процессе утрачивается какой-либо вкус, и человек становится неразборчивым в выборе и содержания обучения, и его формы. «Терапия» такого кризиса может опираться на восстановление чувствительности к динамике своего профессионального развития. В некотором смысле я бы сравнил психотерапевта, обладающего зрелой идентичностью, с гурманом, способным, с одной стороны, к получению профессионального удовольствия, с другой — к отвращению как реакции на чрезмерность [6]. Возвращение к истокам и источникам идентичности в виде базовых ценностей и категорий школы выступает необходимым условием реанимации профессионального самосознания. В итоге появляется возможность произнести с уверенностью: «я — гештальт-терапевт», «я — психоаналитик», «я — поведенческий терапевт», «я — экзистенциальный терапевт» и т. д.