Отношение представителей молодежи к смерти и феномену скулшутинга

Проведен анализ различий психологического отношения к феномену скулшутинга у представителей молодежи, осведомленных и не осведомленных о скулшутинге, путем изучения его связи с отношением к смерти на выборке из 98 человек (48 мужчин и 50 женщин, средний возраст составил 22,7 года). Показано, что существует разница в оценке и восприятии специфической терминологии по скулшутингу — «natural selection», «reb’n’vodka», «мафия плащей», «wrath» — в группах, осведомленных и не осведомленных о скулшутинге: нарицательные термины более позитивно оцениваются теми, кто ранее был знаком с понятием «скулшутинг». Сделан вывод о том, что для респондентов, знакомых со скулшутингом, собственная смерть и смерть другого человека близки по смыслу и эмоциональной нагрузке. Группа осведомленных о скулшутинге демонстрирует наличие суицидального риска. Смерть рассматривается ими одобрительно и положительно, поскольку влечет за собой освобождение от страданий, невзгод и трудностей. Полученные результаты отражают диагностические возможности изучения имплицитного отношения к скулшутингу посредством изучения отношения к смерти. Перспективной задачей в данном исследовании выступает анализ различий психологического отношения к феномену скулшутинга у лиц с аутоагрессивным поведением, осведомленных и не осведомленных о скулшутинге, путем изучения отношения к смерти.

Введение

В период с 1970-х гг. по июнь 2022 г. в школах США было зафиксировано 1739 случаев [29] вооруженного насилия на территории образовательной организации — скулшутинга. Подробное рассмотрение проблемы скулшутинга было сделано в предыдущей работе автора настоящего исследования [7]. В России с 2014 г. по октябрь 2023 г. было зафиксировано более 55 случаев скулшутинга, в число которых входит как совершение вооруженного нападения, так и приготовление к преступлению и покушение на преступление [18].

Изучение феномена скулшутинга в российской действительности достаточно сложное: малая выборка и низкая частота инцидентов. По решению Верховного суда Российской Федерации от 2 февраля 2022 г. № АКПИ21-1059С движение «Колумбайн» (прототип других инцидентов с вооруженным нападением на образовательные организации) признано террористическим и запрещено на территории России [5]. Обоснование данного решения заключается в том, что его деятельность основана на идеологии насилия и преследует цели массовой гибели людей, устрашения населения и дестабилизации обстановки

В настоящее время, начиная с февраля 2022 г., в Российской Федерации осуществляется следующая правоприменительная практика за принадлежность к движению «Колумбайн»: ст. 205.2 УК РФ «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма»; ст. 205.1 УК РФ «Содействие террористической деятельности»; ст. 205.3 УК РФ «Прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности»; ст. 205.4 УК РФ «Организация террористического сообщества и участие в нем»; ст. 205.5 УК РФ «Организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации».

Отношение к смерти, как одной из базовых категорий, можно рассматривать как фактор, связанный с адаптацией или дезадаптацией, оказывающий влияние на ауто- и гетероагрессивное поведение. Отношение к смерти актуализирует поиски смысла жизни, оно естественным образом связано со степенью удовлетворенности жизнью, страхом перед смертью и процессом умирания, а также ожиданием того, что будет после смерти. У лиц с аутоагрессивным поведением отмечается положительное отношение к смерти, восприятие которой рассматривается как способ перерождения в лучшую жизнь, лишенную страданий и трудностей. Положительное отношение к смерти повышает суицидальную активность. Проблема отношения к смерти встает также в контексте роста криминального поведения, демонстрируя незрелость ценностной системы людей, по причине которой люди применяют насилие в отношении других лиц.

В настоящем исследовании предпринимается попытка косвенной оценки отношения молодежи к скулшутингу, поскольку прямая оценка невозможна ввиду очевидной социальной желательности ответов респондентов.

Представления о смерти в психологии

Проблема отношения человека к смерти является одной из основополагающих для философии, психологии и зачастую рассматривается через дихотомию «жизнь—смерть»: смерть играет ключевую роль в конструировании мировоззрения и отношения к жизни. Теоретически данная тема наиболее широко разработана в рамках философских учений (Сократ, С. Кьеркегор, М. Хайдеггер, Ф. Ницше, Н.А. Бердяев, Ж-П. Сартр) и социологических работ (Э. Дюркгейм, Ф. Арьес), а также ее затрагивают психологические теории психоаналитических (З. Фрейд, Э. Фромм) и экзистенциально-гуманистических (И Ялом, В. Франкл, Д.А. Леонтьев) направлений, которые выстраивают модели личностного развития через мотивационную составляющую. Представления о смерти включают в себя идеи, сформированные на уровне личности и на уровне общества; кроме того, определенные различия зафиксированы между отношением к личной смерти (осознание конечности бытия) и отношением к смерти другого.

Большинством ученых и философов смерть отождествляется с разрушением и противопоставить этому пониманию созидательный аспект данного явления достаточно сложно (речь идет не о творчестве и смыслообразовании, которые происходят всё же за счет времени жизни): в самом событии смерти нет продуктивности. Так, З. Фрейд соотносил смерть и стремление к разрушению, сводя их к Танатосу — влечению к смерти и противопоставляя его влечению к жизни [1; 19]. По З. Фрейду и Э. Фромму, влечение к смерти направлено или на саморазрушение, или на разрушение другого человека [20]. Однако современные теории указывают на то, что деструктивное влечение не всегда тождественно влечению к смерти [26], оно включает спектр различных проявлений, в том числе направлено на перестройку, а не уничтожение социальной структуры. Другой аспект соотношения понятий смерти и разрушения парадоксальным образом обнаруживает ее созидательность, правда, направленную всё же в прошлое — на историю жизни человека: в случае суицидального поведения самоубийство выступает как субъективный способ «собрать» свою фрагментарную идентичность в завершенную историю путём совершения данного события, вывести себя из воспринимаемых невыносимыми условий жизни [23; 24]; в случае насильственного поведения — как способ «создать» свою личность таковой, утвердить себя как «антагониста».

Помимо понимания смерти на когнитивном уровне и личностного выбора стратегии жизни в связи с осознанием ее конечности, а также веры в возможную жизнь после смерти или ее отсутствие, формируется эмоциональное отношение к смерти.

В ряде случаев формируется положительное отношение к смерти, однако данное явление Э. Фромм считает патологическим [20]. Если З. Фрейд вводит понятия «влечение к жизни» и «влечение к смерти», то Э. Фромм говорит о «биофилии» и «некрофилии» [14]. Некрофилия в его понимании является формой злокачественной агрессии, глубинным влечением к смерти, направляющим человека на разрушение и дезинтеграцию, и, имея разные степени и формы выраженности (садизм, мазохизм), является основой человеческой деструктивности [20]. Исходно от природы человек направлен на биофилию — созидание и накопление, а некрофилия является результатом свободного выбора альтернативного направления индивидуализации [9].

К.А. Чистопольская и коллеги пишут о том, что адаптивными стратегиями реагирования на смерть можно считать нейтральное принятие смерти, страх последствий смерти для личности, страх последствий для близких, связанный с формированием привязанности к ним; дезадаптивными стратегиями являются принятие смерти как бегства (т. е. избавления), принятие-приближение смерти, страх забвения другими; в качестве защитных стратегий проявили себя страх смерти, избегание темы смерти, страх трансцендентных последствий, страх последствий для тела [25].

Отношение к смерти другого человека отличается от понимания конечности собственного бытия. В этом смысле мы уже увидели из предшествующего анализа, что смерть другого является источником познания, информации о данном явлении, поскольку своя смерть принципиально непостижима [21; 17]. В эмоциональном аспекте смерть другого может нести страх, ощущение тоски и потери [4; 27; 28] или, напротив, приносить положительные эмоции: так, согласно З. Фрейду, человек инстинктивно склонен желать смерти чужаку, врагу [1; 19], однако подобная точка зрения является радикальной и не разделяется Э. Фроммом, Н.А. Бердяевым, наделяющими природу личности человеколюбием и возможностью свободного выбора, а также Ж.-П. Сартром, Д.А. Леонтьевым и др., считающими, что личность формируется при жизни через собственные поступки [14; 17].

Выше описывался индивидуальный уровень отношения к смерти, на который так или иначе оказывают влияние культурные установки. На социальном уровне происходит регуляция отношения к смерти.

Во-первых, сами социальные условия могут способствовать принятию стратегий, направленных на гибель, и ее положительной оценке («избавление»): Э. Дюркгейм пишет о том, что дезорганизация принятых социальных норм (аномия) ведет к саморазрушению [11]. При этом речь идет о совершенно разных аспектах социума: так, принципиальная перестройка структуры общения происходит с появлением социальных сетей, что также может являться дезорганизующим фактором.

Во-вторых, в культуре задаются нормы и правила эмоционального реагирования на смерть, особенности поведения, морали и табу. Ф. Арьес описывает культурные изменения отношения к смерти. Изначально человеку не был присущ страх и горевание по отношению к смерти, а само данное событие сопровождалось церемониалом и анонимным погребением. Позже (с XI века) в культуре появляется идея Страшного cуда и религиозные заповеди как моральные регуляторы поведения, а также идея спасения индивидуальной души. В XVII веке усиливается индивидуализация смерти и происходит разделение мира мертвых и живых (кладбища имеют именные надгробия и выносятся за городскую черту). По мере ослабления представлений о Страшном суде формируются горевание, ощущение утраты, комплекс трагических эмоций и чувств, связанных с уходом близкого. В современном мире, согласно Арьесу, преобладает страх смерти и вытеснение всего, что связано с ней из коллективного сознания: человек всеми способами стремится к достижению бессмертия [2].

Помимо психологического аспекта, отношение к смерти регулируется религией, законодательством, которые транслируют запрет на причинение смерти другому и санкции в связи с этим [1], а также формируется посредством литературы, кинематографа, музыки, где гибель персонажей и суицидальное поведение нередко романтизируется. Романтизация, с одной стороны, выступает способом закрепить за смертью чувство печали и тоски, ощущение потери; но в то же время таит в себе опасность пропаганды деструктивного поведения, социального научения [3] и подражательного эффекта Вертера [15; 30].

Отношение к смерти при склонности к деструктивному поведению

Отношение к смерти, которая является одной из базовых категорий картины мира, можно рассматривать как фактор, связанный с адаптацией или дезадаптацией и влияющий на деструктивное поведение — аутоагрессивное или гетероагрессивное. Исследователи в области социальных наук полагают, что восприятие смерти отражает зрелость личности и ее соответствие нормам общества, в котором приняты те или иные типы отношения к смерти и их символизация в ритуалах [8]. Изменение отношения к смерти на альтернативное или полярное по сравнению с культурой, к которой принадлежит человек, может быть связано с нарушением социализации, ее направлением по дезадаптивному пути [10]. В контексте криминального поведения изменение отношения к смерти вызвано недостаточной сформированностью или «деформацией» ценностной системы людей [13], в связи с чем они оказываются способны применять насилие в отношении других лиц. В норме понимание конечности бытия выступает регулятором здорового отношения к жизни, систематизируя ее, позволяя осмыслить и взять на себя ответственность.

Согласно взглядам исследователей [31], тревога по поводу смерти представляет собой наиболее распространенную эмоцию в отношении данного явления, однако степень беспокойства зависит от воспринимаемой ценности жизни. Разрушение у человека буфера тревоги по отношению к смерти, сформированного культурой, происходит в случаях пережитого травматического события (домашнее насилие, смерть родителей, природные катаклизмы, гражданские войны, террористические акты и т. д.), в результате чего развивается посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР); суицидальных попыток, не окончившихся гибелью. При этом, как отмечают К.А. Чистопольская и С.Н. Ениколопов, для категории людей, имевших суицидальные попытки, характерно принятие смерти как бегства от субъективной трудности жизни, а также снижение уровня психологического благополучия в силу полученного травматического опыта. Принятие смерти как бегства связано с негативным прошлым, а страх смерти появляется в ситуациях сниженного контроля — и обе эти стратегии связаны с депрессией, которая коррелирует с тревожной привязанностью, что говорит о социальной дезадаптированности у людей, проявляющих данные стратегии. Наиболее психологически адаптивным отношением является нейтральное принятие смерти у людей, проявляющих достаточную жизнестойкость и находящихся в культурных рамках буфера тревоги. Жизнестойкость формируется на основе высокой степени удовлетворенности жизнью, сформированной привязанности, опоры на позитивное прошлое (ностальгия), творческой активности, адекватной самооценки и твердой жизненной позиции [22].

Согласно исследованию М.И. Костяной и Ф.С. Сафуанова, эмоционально-смысловое отношение к смерти у лиц с опытом агрессивных и противоправных деяний отличается от отношения у законопослушных граждан. У нормативных испытуемых элементы «страх» и «смерть» располагаются радом в семантических пространствах, а также связаны с негативным отношением и естественными причинами. У деструктивных испытуемых данные категории чаще связываются с насильственными причинами и имеют противоположные оценки — «страх» оценивается негативно, а «смерть» несет позитивно окрашенную оценку. Контрастные оценки свидетельствуют об инверсии отношения к смерти у испытуемых деструктивной группы. Таким образом, для людей, не имевших деструктивного опыта, характерно наличие страха в отношении к концепту смерти, тогда как для испытуемых деструктивных групп она рассматривается как нечто неестественное, обратимое, неожиданное и не имеющее негативной окраски, при этом смерть и страх разведены [13].

В отечественных исследованиях были выявлены возрастные и гендерные особенности страха смерти и отношения к ней в контексте жизнестойкости у подростков. Так, для девушек характерен более высокий уровень страха смерти и более выраженное аффективное отношение к ней; у молодых людей страх смерти интеллектуализируется и зависит от оценки собственной религиозности. В 10—12 лет смерть понимается младшими подростками как непостоянное явление и оценивается негативно; при этом эмоциональное отношение к смерти отделено от собственной личности [12]. С точки зрения возрастных различий наблюдается схожий уровень выраженности страха смерти у подростков 13—14 лет и 15—16 лет. При этом содержание этого страха у данных возрастных групп отличается: старшие в большей степени боятся мучительной смерти, а младшие — неожиданной [6]. Согласно исследованию Н.Ю. Жуковой, тревога смерти у нормативных подростков чаще связывается с физическими изменениями в процессе естественного цикла жизни или вызванных болезнью; а у девиантных — со страхами хронических болезней и серьезных стрессов (причины которых могут обнаруживаться в социальном окружении такого подростка и его образе жизни). В рассказах нормативных подростков на тему смерти преобладали тематики «Обретение смысла», «Размышление», чаще встречалась категория «Утрата/потеря» и отсутствовала тема «Воскрешение», тогда как в рассказах девиантных подростков существенно чаще встречалась тема «Мистификация/ритуализация» и исключалась тема «Обретение смысла». Таким образом, в группе девиантных подростков более распространено представление о смерти как о сверхъестественном, мистическом явлении, что может говорить о нарушении общего и эмоционального развития (т. е. оно регрессирует и соответствует уровню детей) либо нарушении привязанности и отсутствии благоприятных отношений с группой сверстников. Когнитивный аспект отношения к смерти у нормативных подростков представлен стратегиями «Принятие смерти» и «Смерть как переход в другое состояние», в то время как на эмоциональном уровне преобладает отношение по типу «Непринятие смерти». Немного иная картина наблюдается у девиантных подростков: их когнитивный аспект отношения связан со стратегиями «Непринятие смерти», «Принятие смерти», «Смерть как переход в другое состояние», а эмоциональный аспект представлен амбивалентно, т. е. включает одновременной отношения по типу «Принятие смерти» и «Непринятие смерти» [12].

Бесстрашие по отношению к смерти является неустойчивой характеристикой. Нельзя утверждать, что оно всегда связано с деструктивным поведением, однако этот фактор облегчает подобные поведенческие проявления. Для более точного понимания мотивации людей с гетероагрессивным поведением необходимы углубленное изучение духовно-нравственного самосознания и раскрытие механизмов формирования эмоционально-смысловой структуры отношения к смерти.

Программа исследования

Цель исследования заключается в анализе различий психологического отношения к феномену скулшутинга у представителей молодежи, осведомленных и не осведомленных о скулшутинге, путем изучения его связи с отношением к смерти. Осведомленность о скулшутинге — наличие знаний о феномене скулшутинга (когнитивный компонент, по В.Н. Мясищеву [16]). Объектом является психологическое отношение к смерти и феномену скулшутинга. В качестве предмета исследования выступает психологическое отношение к смерти и феномену скулшутинга у представителей молодежи, осведомленных и не осведомленных о скулшутинге.

В исследовании приняли участие 105 человек. Однако в выборку вошли 98 человек ввиду неполноты данных, 48 из которых — мужчины (49%), 50 — женщины (51%). Средний возраст респондентов составил 22,7 года (sd = 2.8). Согласно ответам респондентов, 64 человека (65%) ранее слышали о скулшутинге. Значимых гендерных различий в осведомленности о феномене обнаружено не было (χ2(1) = 0,004, p = 0,948), однако осведомленность о скулшутинге оказалась статистически связанной с уровнем образования (χ2(3) = 13,2; p = 0,004) за счет большей осведомленности студенческой группы. В выборку вошли следующие респонденты: 56,1% — студенты, 29,6% — с высшим образованием, 8,2% — со средним специальным образованием, 4,1% — с неоконченным высшим, 1,02% — имеющие более одного высшего образования, 1,02% — со средним общим образованием. Выборка осуществлялась путем рандомизации. Общая выборка была разделена на две группы наблюдения по признаку осведомленности о феномене скулшутинга путем ответа на вопрос в социально-демографической анкете после прохождения тестирования («Слышали ли Вы когда-нибудь о феномене скулшутинга (из СМИ, Интернета или других источников)?»).

Для эмпирического исследования применялись следующие методики: «Моральные дилеммы» (J.D.Greene, 2004); «Отношение к смерти» (С.Н. Ениколопов, 2012); «Отношение к смерти» (И.Ю. Кулагина, 2011); «Семантический дифференциал Ч. Осгуда» (С.E. Osgood, 1957); опросник «Мини-Мульт» (адаптация В.П. Зайцева, 1981); методика исследования правосознания (Л.А. Ясюкова); опросник «Ауто- и гетероагрессия» (Е.П. Ильин); социально-демографическая анкета.

Для проверки полученных результатов применялась статистическая обработка данных при помощи программного обеспечения Jamovi v2.3.21.0. Проводился дисперсионный анализ, а также корреляционный анализ с использованием коэффициента Спирмена. Для оценки статистической значимости различий, связанных с полом и уровнем образования, был рассчитан критерий Хи-квадрат. Определение значимости различий показателей между группами производилось с помощью непараметрического U-критерия Манна—Уитни. Так как прямая оценка отношения респондентов к скулшутингу невозможна ввиду очевидной социальной желательности ответов, нами была проведена попытка косвенной оценки с использованием эксплораторного факторного анализа методом главных компонент. Для снижения размерности семантического пространства был использован метод поиска главных компонент с косоугольным вращением Облимин.

Результаты исследования и их обсуждение

При описании результатов приведены значения U-критерия Манна—Уитни и уровень значимости, а оценка различий между группами производилась на основе разницы средних при расчете U-критерия. Результаты статистической обработки полученных данных позволили выявить, что группа, осведомленная о феномене скулшутинга отличается более положительным отношением к смерти вообще и в частности имеет более высокие показатели по шкалам «Нейтральное принятие смерти» (U = 805; p = 0,032), «Принятие-приближение смерти» (U = 99; p < 0,001), «Принятие смерти как бегства» (U = 62,5; p < 0,001), в то время как не осведомленная о скулшутинге группа более склонна к «Избеганию темы смерти» (U = 357,5; p < 0,001) и «Страху смерти» (U = 764; p < 0,016). Это означает, что группа осведомленных о скулшутинге демонстрирует наличие суицидального риска. Смерть рассматривается ими одобрительно и положительно, поскольку влечет за собой освобождение от страданий, невзгод и трудностей.

Сравнение полученных профилей, по результатам опросника «Мини-Мульт», в двух группах показало, что респонденты, ранее слышавшие о скулшутинге, имеют значимо более высокие показатели по шкалам «Депрессия» (D) (U = 584; p < 0,001) и «Паранойяльность» (Pa) (U = 708; p < 0,004) по сравнению с теми, кто не знаком с данным феноменом, в то время как другие личностные качества значимо не отличаются между двумя группами. Согласно отечественным и зарубежным исследованиям, депрессивные тенденции характерны для нападавших, а наличие склонности к формированию сверхценных идей свойственно при формировании идеи нападения на образовательную организацию.

Осведомленные о скулшутинге респонденты обладают более низким уровнем правосознания (U = 618; p < 0,001) и более высоким уровнем как аутоагрессии (U = 10,5; p < 0,001), так и гетероагрессии (U = 53,5; p < 0,001). Низкий уровень сформированности правового сознания, как внутреннего регулятора деятельности личности, может побудить их к неправомерному поведению, в данном случае, насильственного характера.

Респонденты в группе осведомленных о скулшутинге оказались более склонны к рациональным решениям моральных дилемм (U = 564; p < 0,001). Эти данные демонстрируют эмоциональное предпочтение «смерти» и снижение субъективной значимости жизни. Увеличение рациональных выборов связано с имплицитным предпочтением «смерти», выраженностью суицидальных намерений и также снижением значимости жизни. Также результаты говорят о том, что для респондентов, знакомых со скулшутингом, собственная смерть и смерть другого человека близки по смыслу и эмоциональной нагрузке.

Нами также было проверено предположение о связи отношения к смерти и склонности к тем или иным решениям дилемм. Мы обнаружили, что лица, предпочитающие рациональные решения дилемм имеют также более высокие значения по суицидально значимым шкалам «Принятие-приближение смерти» (r = 0,226; p < 0,026), «Принятие смерти как бегства» (r = 0,245; p < 0,015) и более низкие значения по шкале «Избегание темы смерти» (r = ‒0,231; p < 0,001), которая не несет в себе суицидальный радикал.

В связи с тем, что шкалы «Депрессия» (D), «Паранойяльность» (Pa), «Аутоагрессия», «Гетероагрессия» и уровень правосознание показали связь с решениями дилемм и отношением к смерти, мы решили добавить эти переменные в модель, проверив наличие частных корреляций между моральными выборами и отношением к смерти. Частные корреляции показывают, что с поправкой на личностные особенности респондентов преобладание рациональных выборов в моральных дилеммах имеет значимую связь только со шкалой «Нейтральное принятием смерти» (p = 0,030).

Чтобы подробнее изучить влияние шкалы «Депрессия» (D) на связь принятия смерти и рациональности моральных выборов нами была проверена модель, предполагающая модерацию шкалой «Депрессия» (D) связи между отношением к смерти и рациональностью решения моральных дилемм, которая подтвердила наши выводы, основанные на частных корреляциях этих переменных: рациональность решения в большей степени связана именно со шкалой «Депрессия» (D) как личностной особенностью, чем со шкалой «Нейтральное принятие смерти», которая характеризует смерть как нечто неизбежное. В то же время вклад эффекта модерации в общую дисперсию видится достаточно значимым для учета в анализе.

В связи с тем, что прямая оценка отношения респондентов к скулшутингу невозможна ввиду очевидной социальной желательности ответов нами была проведена попытка косвенной оценки. В методике «Семантический дифференциал» для оценки респондентам был предложен набор специфической терминологии по скулшутингу: «natural selection», «reb’n’vodka», «мафия плащей», «wrath». Данные термины стали нарицательными, они вошли в особое употребление для обозначения скулшутинга. При обработке данных было проведено снижение размерности семантического пространства объектов, связанных с феноменом скулшутинга и не связанных («Я», «жизнь», «смерть», «Я-идеальный»). Для снижения размерности семантического пространства был использован метод поиска главных компонент с косоугольным вращением Облимин. Полученная трехфакторная структура объясняет 60,3% исходной вариативности данных и включает факторы «Сила», «Отношение» и «Простота».

Дисперсионный анализ полученных независимых переменных показал отсутствие значимого эффекта осведомленности испытуемых о скулшутинге на фактор «Отношение к объектам», т. е. отношение к большинству оцениваемых категорий у осведомленной и не осведомленной группы не отличается, за исключение категории «Мафия плащей» (рис. 1).

Рис. 1. Фактор «Отношение» и набор специфической терминологии

Тем не менее, фактор «Сила объектов» демонстрирует мощное перекрестное взаимодействие таких переменных, как «Осведомленность о скулшутинге» и «Связанность объектов со скулшутингом» (специфической терминологией): у осведомленной и не осведомленной группы различается оценка силы категорий «мафия плащей», «wrath», «жизнь» и «Я» (рис. 2).

Рис. 2. Фактор «Сила» и набор специфической терминологии

Если разбить группы терминов на отдельные объекты, можно увидеть, что осведомленные респонденты имеют более позитивное (t = 3,22; p = 0,001; d = 0,68) отношение к термину «Мафия плащей». Отсутствие значимых результатов отношения к некоторым специфическим для скулшутинга терминам, предположительно объясняется с позиции узнаваемости конструкций: «natural selection» (естественный отбор) — термин из области биологии, хотя и является нарицательным в узких кругах.

Также было получено следующее: осведомленные респонденты оценивают категории «Жизнь» и «Я» как более слабые по сравнению с не осведомленными, что согласуется с более выраженной депрессивностью первой группы (Мини-Мульт, шкала D «Депрессивность»), а «Мафию плащей» и «Wrath» — как более сильные. Полученные данные указывает на разницу в оценке и восприятии специфической терминологии в группах, осведомленных и не осведомленных о скулшутинге. Нарицательные термины более позитивно оцениваются теми, кто раннее был знаком с понятием «скулшутинг».

Заключение

Проведенное исследование позволило изучить отношение к скулшутингу путем изучения отношения к смерти. Полученный результат может иметь диагностическую значимость при дальнейших попытках непрямого исследования имплицитного отношения к сложно изучаемым феноменам по типу скулшутинга. Прямая оценка отношения влечет за собой возрастание социально желательных ответов, лишая исследователей возможности взглянуть на то, как представителя молодежи относятся к данному феномену. В то же время неявная оценка не содержит эксплицитных оценочных компонентов в виде слов, но при этом передает различное оценочное значение. Несмотря на наличие согласованности между осведомленной и не осведомленной о скулшутинге группами в плане оценок «хорошо—плохо», для знающих людей специфические термины имеют большую эмоциональную заряженность.

Таким образом, на эмпирическом материале нами получены предварительные результаты, отражающие диагностические возможности изучения имплицитного отношения к скулшутингу посредством изучения отношения к смерти. Исходя из полученных результатов, данный феномен требует дальнейшего исследования. Перспективной задачей выступает анализ различий психологического отношения к феномену скулшутинга у лиц с аутоагрессивным поведением, осведомленных и не осведомленных о скулшутинге, путем изучения отношения к смерти.

1. Антонян Ю.М. Психология убийства. М.: Юристъ, 1997. 304 с.
2. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс, 1992. 526 с.
3. Бандура А. Теория социального научения. СПб.: Евразия, 2000. 320 c.
4. Бердяев Н.А. Смерть и бессмертие // Развитие личности. 2014. № 1. С. 69–88.
5. Верховный суд признал «Колумбайн» террористическим движением [Электронный ресурс] // РБК. 02.02.2022. URL: https://www.rbc.ru/society/02/02/2022/61fa80e89a7947fc73792fb5 (дата обращения: 20.08.2023).
6. Гаврилова Т.А. Страх смерти в подростковом и юношеском возрасте // Вопросы психологии. 2004. № 6. С. 63–71.
7. Гриненко У.Б. Проблема скулшутинга в образовательной среде [Электронный ресурс] // Психологические исследования. 2021. Том 14. № 80. doi:10.54359/ps.v14i80.109
8. Гроф С., Хэлифакс Дж. Человек перед лицом смерти. М., 1996. 246 с.
9. Гусев Д.Е. Понятие «некрофилия» в работах Эриха Фромма // Инновационная наука. 2021. № 8-1. С. 70–72.
10. Дмитриева П.Р. Отношение к смерти от страха и избегания к принятию смерти // Инновационная наука. 2020. № 8. С. 76–79.
11. Дюркгейм Э. Самоубийство. Социологический этюд. М.: Мысль. 1994. 400 с.
12. Жукова Н.Ю. Исследование отношения к смерти у подростков с нормативным и девиантным поведением [Электронный ресурс] // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия «Психология». 2016. Том 9. № 4. С. 96–102. doi:10.14529/psy1604110
13. Костяная М.И., Сафуанов Ф.С. Отношение к концепту смерти у лиц с психическими расстройствами, совершивших агрессивные преступления [Электронный ресурс] // Психологическая наука и образование psyedu.ru. 2011. Том 3. № 1. URL: https://psyjournals.ru/psyedu_ru/2011/n1/39934.shtml (дата обращения: 11.10.2023).
14. Леонтьев Д.А. Смысл смерти: на стороне жизни. 2004 [Электронный ресурс] // Институт психологии и экзистенциального творчества. URL: http://institut.smysl.ru/article/dead.php (дата обращения: 11.10.2023).
15. Любов Е.Б. СМИ и подражательное суицидальное поведение. Часть 1 // Суицидология. 2012. № 3. С. 3–
16. Мясищев В.Н. Психология отношений. М.: МПСИ; Воронеж: НПО «МОДЭК», 2003. 400 с.
17. Силенин И.А. Свобода и смерть в структуре человеческой экзистенции в философии Жан-Поль Сартра [Электронный ресурс] // Современные исследования социальных проблем. 2016. № 4-1 (28). С. 99–121. doi:10.12731/2077-1770-2016-4-1-99-121
18. Совбез РФ: Подростков затягивают в криминал с помощью квестов и игровых чатов [Электронный ресурс] // Российская газета. 10.05.2023. URL: https://rg.ru/2023/05/10/legko-li-bit-molodym.html (дата обращения: 20.08.2023).
19. Фрейд З. Мы и смерть. Критически-историческое исследовательское издание. М.: ERGO, 2022.
20. Фромм Э. Величие и ограниченность учения Фрейда / Теория Зигмунда Фрейда. М.: АСТ, 2019. 288 с.
21. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Республика, 1993. 447 с.
22. Чистопольская К.А., Ениколопов С.Н. Отношение к смерти после попытки самоубийства: стигматизация и самостигматизация суицидальных пациентов // Вестник психиатрии Чувашии. 2015. Том 11. № 1. С. 8–20.
23. Чистопольская К.А., Ениколопов С.Н. Психологические защиты от страха смерти у людей с разным опытом суицидального поведения // Медико-психологические и социально-психологические концепции суицидального поведения / Суицидология. 2011. № 2. С. 14–15.
24. Чистопольская К.А., Ениколопов С.Н., Магурдумова Л.Г. Медико-психологические и социально-психологические концепции суицидального поведения // Суицидология. 2013. № 3 (12). С. 26–35.
25. Чистопольская К.А., Ениколопов С.Н., Николаев Е.Л., Семикин Г.И., Озоль С.Н., Чубина С.А. Отношение к смерти в контексте временной перспективы: адаптивные, защитные и неадаптивные взгляды на смерть у молодых взрослых [Электронный ресурс] // Суицидология. 2019. № 10 (1). С. 58–74. doi:10.32878/suiciderus.19-10-01(34)-58-74
26. Шмидт-Хеллерау К. Влечение к жизни и влечение к смерти. Либидо и Лета. Сводная формально-логическая модель психоаналитической теории влечений и структурной теории. СПб: Б&К, 298 с.
27. Ялом И. Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти. М.: Эксмо, 2009. 352 с.
28. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М.: Независимая фирма «Класс», 2004. 576 с.
29. Number of K-12 school shootings in the United States from 1970 to June 2022 [Электронный ресурс] // Statista. URL: https://www.statista.com/statistics/971473/number-k-12-school-shootings-us (дата обращения: 20.08.2023).
30. Phillips D.P. The Influence of Suggestion on Suicide: Substantive and Theoretical Implications of the Werther Effect // American Sociological Review. Vol. 39(3). P. 340–354.
31. Wong P.T.P., Reker G.T., Gesser G. The Death Attitude Profile Revised: A multidimensional measure of attitudes towards death // Death anxiety handbook: research, instrumentation, and application / R. Neimeyer (ed.). New York: Taylor and Francis, 1994. P. 121–148.