Антивитальные переживания и аутоагрессивные формы поведения подростка с «диффузной идентичностью»^*

Согласно О. Кернбергу [3], «диффузная идентичность»:

представляет собой слабую интеграцию между концепциями Я (self) и значимых других;

проявляется в форме постоянного чувства пустоты, противоречивости в восприятии самого себя, непоследовательности поведения, бледного, плоского, скудного восприятия других.

Главным признаком «диффузной идентичности» является то, что подросток не способен донести свои значимые взаимодействия с другими до психолога, и поэтому последний не может эмоционально сопереживать концепциям самого подростка и значимых для него других.

Важными составляющими изучения «диффузной идентичности» являются анализ конфликта, структуры и характера межличностных отношений.

Конфликт представляет собой «действующие и устойчивые психодинамические конфликты, характеризующиеся заранее заданными паттернами опыта человека, которые в соответствующих ситуациях приводят к продолжающимся похожим паттернам поведения, без осознания их человеком, или неспособности преодолеть их с помощью его или ее собственной свободной воли» [4, с. 77].

•        В ОПД-2 представлены [4, с. 91]:

•        К1. Конфликт «индивидуализация - зависимость»;

•        К2. Конфликт «подчинение - контроль»;

•        К3.   Конфликт «потребность в заботе - самодостаточность»;

•        К4.   Конфликт самооценки;

•        К5.   Конфликт вины;

•        К6.   Эдипальный конфликт;

•        К7. Конфликт идентичности. Он представляет наибольший интерес в рамках нашего исследования. Пассивная форма - хроническое ощущение недостаточной идентичности. Активная форма - активная имитация целостности.

Структура - «описательно обозначает упорядоченную организацию частей в целое» [4, с. 93]. «В психологическом смысле обозначает полную организацию и устройство психического расположения. Структура отсылает нас к “Я” и отношениям с объектами, или, если более точно, то к доступности психических функций для саморегуляции, и отношений “Я” с внутренними и внешними объектами. Степень доступности или ее ограничение описывается на основе структурной интеграции рассматриваемой функции. Структура формирует основу действующего, личного стиля. Психические структуры являются динамическими, так как они постоянно формируются в течение жизни человека. Они основаны на генетически детерминированных характеристиках личности. Однако они, только будучи оформленными, в детстве и в течение жизни являются субъектом более или менее важных перемен» [4, с. 94].

Градация структурных уровней - четыре стадии [4, с. 100]:

•        высокий уровень структурной интеграции;

•        умеренный уровень структурной интеграции;

•        низкий уровень структурной интеграции;

•        дезинтегрированный уровень структуры.

Конфликт и структура: «Конфликты и структура ведут себя как фигура и фон, или как игра (конфликт), которая разворачивается на сцене (структура): сцена - предварительное условие для игры. Две конструкции структуры и конфликтов описывают различные аспекты системы психики. Конфликт, как повторяющийся паттерн, описывает основанные на содержании психодинамические аспекты событий и, таким образом, условия, которые могут вызывать симптомы. Структура отвечает за уязвимость личности, предрасположение к заболеваниям и способность обрабатывать внутренние конфликты и внешние стрессовые события» [4, с. 80].

В исследовании были использованы следующие методы диагностики «диффузной идентичности»:

клинико-психологический («Операционализированная психодинамическая диагностика - 2») [4]:

-    через изучение конфликта идентичности;

-    через анализ степени и характера интеграции структуры;

-    через особенности построения межличностных отношений; клинико-психопатологический - через наблюдение, клинические карты;

- атопсихологический - через определение устойчивого паттерна поведения (опросник «Personality Disorders Questionnaire, PDQ-IV»).

В ходе исследования были обследованы 60 подростков (24 юноши и 36 девушек), обращавшихся за помощью к психологу, психотерапевту в медицинские и психологические службы г. Москвы. Средний возраст обследованных составил 15,7±6 лет.

У 70% подростков по данным структурированного психодинамического интервью выявились умеренные и дезинтегративные структурные изменения, что соответствует представлению о «диффузной идентичности».

Факторный и кластерный анализ, проведенный по данным личностного опросника «PDQ-IV», и клинической карты, позволил выделить две группы подростков, принципиально различающихся по устойчивому поведенческому паттерну, степени выраженности и характеру «диффузной идентичности», особенностям реагирования в травматической ситуации и клинической картине кризисного состояния.

Группу 1 составили подростки с ведущим сенситивно-шизоидным, паранойяльным, нарцисстическим паттерном поведения и низким уровнем интеграции (25 % выборки). Пациенты с расстройствами личности составили 80 %, с ситуационными реакциями декомпенсации у акцентуированной личности -13,4 %, с расстройствами аффективного спектра в сочетании с акцентуацией характера - 6,6% выборки.

Конфликт идентичности проявлялся у этой группы в активной имитации целостности: в постоянном использовании компенсации и избегании диссонанса идентичности (создание семейной саги, фантастической генеалогии и заимствованных идентичностей). Вся жизнь этих подростков пропитана неординарными, дающими идентичность ролями. Эти подростки стремятся к членству в группе и удерживаются там из-за функции придания идентичности («Мы - музыканты...»).

Структура в целом характеризовалась низким уровнем интеграции, что проявлялось в следующих формах:

•        в недостаточной дифференцированности себя/объекта. Я и объект противопоставлены и перепутаны друг с другом; объекту приписываются те аффекты, которые невыносимы для Я;

•        в способности переносить аффект. Негативные аффекты могут переполнять человека и становиться невыносимыми настолько, что вызывают импульсивное поведение;

•        в регуляции самооценки. Чувство самоценности очень хрупкое, даже в ситуациях незначительных ран или различий между собственными и чужими желаниями. Это становится заметно в повышенной чувствительности к эмоциональным ранам, в нереалистичных идеях величия, стыда и отвращения к себе, принижении;

•        защиты отношений. Раздражающие импульсы не могут быть переработаны интрапсихически и накладывают стресс на отношения;

•        балансирования интересов. Собственные интересы переоцениваются, ощущаются как экзистенциальные и зачастую не вполне понятны для других;

•        ожидания. Негативные реакции других в ответ на собственные действия могут быть с большим трудом предсказаны и использованы для направления и регулирования действий;

•        установления контакта. Подросток избегает установления эмоциональных контактов или вовлекается в насильное, манипулятивное, не­дистанцированное поведение в контактах;

•        коммуникации. Ограничены способности дифференциации аффекта, невовлеченности, неспособность к эмпатии, недостаток теплых аффектов, преобладание обесценивания делают коммуникацию очень трудной. Это вызывает в других людях ощущение растерянности, пустоты, дистанции, чувство «как если...», недостаток соотнесения; чрезмерная вовлеченность и отвержение сменяют друг друга;

•        эмпатии. Мир внутреннего опыта других может быть понят только с затруднениями, очень ограниченное понимание и эмпатия к другим.

Обобщенный паттерн их поведения уже с детства характеризовался сочетанием таких противоречивых черт, как чувствительность, ранимость и холодность, жестокость, отгороженность от окружающего. Наблюдались эпизоды демонстративного поведения, иногда доходившие до вычурности. Апатия, безволие сменялись напористостью, агрессивностью пока ситуация не разрешалась в их пользу. Родители, а потом и друзья рассматривались как средство для достижения целей. Обладая утонченной чувствительностью, подростки, вместе с тем, не способны были к эмпатии, подлинному эмоциональному участию в переживаниях другого человека. Большинство из них не имели близких друзей, отношения с ровесниками носили формальный характер. В одних и тех же обстоятельствах они могли проявить себя как добрые, отзывчивые люди или как эгоцентричные, равнодушные, надменно-гордые, упрямые натуры. В детском возрасте преобладали пассивно-агрессивные, скрытые аутоагрессивные реакции при фактическом отсутствии антивитальных переживаний.

Особенности развития кризисного состояния заключались в следующем. Начиная с подросткового возраста, при личностно-значимом конфликте наблюдались различные формы аутоагрессивного поведения, такие как демонстративно-рискованное, девиантное поведение, периодические алкоголизации. Кризисные ситуации развивались на фоне отвержения, «непонимания» со стороны значимых людей, угрозы потери или потери отношений со значимым человеком, невозможности достичь цели. Как правило, первой реакцией на травмирующее событие была вербальная форма агрессии, раздражительность, дисфоричность или надменная сдержанность. Антивитальные переживания на начальном этапе развития кризисного состояния были единичны, а сама форма высказывания, как и поведение, носила демонстративный характер. Стратегия совладающего поведения заключалась в обвинении окружающих (80 % наблюдений). При их неэффективности включались такие примитивные механизмы психологических защит, как всесторонний контроль и проекция. По мере затягивания травматической ситуации на первый план в переживаниях выходили болезненные ощущения в теле по типу сенесталгий, страх перед нарастающими психическими изменениями. Целью нанесений себе повреждений в виде порезов, прижиганий сигаретами было уменьшение интенсивности болезненных телесных сенсаций, восстановление контроля над переживаниями. Для подростков с данной структурой личности характерно подмеченное О.Кернбергом [3] «спокойствие», с каким эти подростки могут нанести себе вред, вплоть до суицида.

Группу 2 составили подростки с эмоционально-неустойчивыми (пограничными), импульсивными, шизотипическими паттернами поведения (45 % выборки). Расстройства личности были диагностированы в 55,5 % наблюдений, ситуационные реакции декомпенсации у акцентуированной личности - в 18,5%, расстройства аффективного спектра в сочетании с акцентуацией характера достигали 26% наблюдений.

В этой группе конфликт идентичности проявлялся в пассивной форме - хроническим ощущением недостаточности идентичности («Кто я на самом деле?», «Чему я принадлежу?»). Пытаясь адаптироваться в социальном окружении, эти подростки выглядят как «хамелеоны», но несмотря на это они склонны казаться, скорее, бесцветными.

Структура характеризовалась преимущественно низким и дезинтегративным уровнем психической организации. В первую очередь проявлялось это в следующих сферах:

■        дифференциации аффекта. Отсутствовало внутреннее дистанцирование от собственных чувств, не было самосозерцательного восприятия аффектов. Наблюдалась мало контролируемая связь между действиями и эмоциональными переживаниями;

■        идентичности. В значительной степени отсутствующая дифференцированная психосоциальная и психосексуальная идентичность замещена искаженным или клишированным приписыванием особенностей;

■        способности переносить аффект. Интенсивные аффекты (особенно негативные) непереносимы, вызывают крайнее возбуждение, реализуемое в виде рефлекторного противодействия;

■        регуляции самооценки. Самооценка практически недоступна для регуляции. Это выражается в значительных нарушениях самооценки (грандиозность или хронически низкое чувство самоценности) и в нарушениях восприятия реальности;

■        установления контакта. Установление эмоциональных связей невозможно или организуется по типу клише - вне зависимости от эмоциональной насыщенности ситуации контакта;

■        коммуникации. Аффекты не могут контролироваться и символизироваться. Коммуникация избегается путем перенаправления внимания, прерыванием или недоступностью.

Ведущий поведенческий паттерн характеризовался аффективной лабильностью, которая проявлялась чередованием состояний усталости, разбитости, раздражительности с состояниями гипертимности, повышенной работоспособности, энергичности. Дисгармоничность структуры личности особенно остро выражена в подростковом возрасте. Восприятие мира «поляризовано», резки переходы от крайнего восхищения к ненависти, негативизму. Отмечались нестойкие, зависимые от внешних ситуаций антивитальные переживания, агрессивное и аутоагрессивное поведение, образующие своего рода континуум, нахождение в котором прямо зависело от характера ситуации. Большинство подростков были склонны к быстрой разрядке агрессии, вне зависимости от того, будет ли она направлена вовне или на собственное тело. Источниками кризисных состояний подростков служили разные ситуации - несчастная любовь, трудности в межличностных отношениях, отвержение близкими людьми. Объединял эти ситуации производимый на личность подростка эффект, заключающийся в усилении размытости границ Я, и, как следствие, - нарастание растерянности, тревоги, подавленности, раздражения.

Характерными особенностями клинической картины кризисного состояния были нестабильность, крайняя лабильность симптомов, их зависимость от внешних раздражителей. Психопатологическая структура кризисного состояния определялась тревожно­депрессивным состоянием, сопровождающимся многочисленными соматовегетативными нарушениями, конверсионными, обсессивно-фобическими, ипохондрическими реакциями. В характеристике тревоги обращало на себя внимание указание подростков на ее неопределенность, безотчетность. Тревога неопределенности усиливала эмоциональную нестабильность, агрессивность с поиском виновных, асоциальность поведения. К факторам, усиливающим риск развития аутоагрессии, можно отнести употребление алкоголя, различных наркотических средств. Уменьшение тревоги достигалось, в частности, разнообразными самоповреждениями.

Степень и характер проявлений «диффузной идентичности» в выделенных группах определяет используемые в ситуации стрессовой нагрузки специфические дисфункцио­нальные паттерны межличностных отношений. В нашем исследовании эти паттерны описаны с помощью конфигураций, состоящих из четырех межличностных позиций: «как подросток воспринимает себя сам», «как подросток воспринимает других», «как другие воспринимают подростка» и «как другие воспринимают себя с подростком» (табл.1). Последняя из указанных позиций соответствует понятию «контрпереноса» [5; 7].

Т а б л и ц а 1

Конфигурация межличностных позиций

Согласованность этих четырех позиций дает представление о динамике отношений в целом, что, в свою очередь, позволяет психологу оценивать свои возможности и угрозы при работе с данной группой подростков.

Группа 1- подростки с ведущим сенситивно-шизоидным, паранойяльным, нарцисстическим паттерном поведения с низким уровнем интеграции. Присущая этому подтипу высокая чувствительность сочетается с ригидно-увеличенной межличностной дистанцией, отгороженностью от других. Сочетание этих черт является основанием для образования дисфункционального межличностного паттерна (табл. 2):

Т а б л и ц а 2

Особенности конфигурации межличностных позиций в группе 1

Подросток стремится к реализации задач, порождаемых сензитивностью. Однако именно высокая чувствительность предъявляет высокие требования к качеству межличностного взаимодействия, которое в большинстве случаев не соответствует этим ожиданиям, что порождает увеличение напряжения и усилий, необходимых для вступления в новый контакт. Высокая субъективная цена раскрытия, в свою очередь, повышает требования к качеству отношений.

Основная сложность психологической работы с подростками этой группы - трудности создания терапевтического альянса. Психолог сталкивается с тем, что пациент не заинтересован в контакте. Контакт развивается в условиях явного или скрытого обесценивания со стороны подростка. Психолог тяготится собственными переживаниями скуки, раздражения, отчетливым ощущением, что его воспринимают как функцию, а не как личность. Поэтому условием работы с такими подростками является доброжелательное принятие, устойчивая эмпатическая позиция. Признание терапевтом собственных ошибок, а особенно ошибок эмпатии, позволяет, в итоге, работать с основными неразрешенными или незрелыми аффектами этой группы - стыдом и завистью.

Группа 2 - подростки с эмоционально-неустойчивыми (пограничными), импульсивными, шизотипическими паттернами поведения, выраженной степенью интеграции (дезинтеграция). Неустойчивость, лабильность эмоционального состояния, характерная для данного подтипа, способствуют поведенческой нестабильности, стремлению к реализации внезапно возникающих импульсов, что находит отражение в типичном дисфункциональном межличностном взаимодействии (табл. 3).

Т а б л и ц а 3

Особенности конфигурации межличностных позиций в группе 2

Дефицитарность копингов способствует нарастанию необходимости во внешней регуляции. Окружение, берущее на себя эти функции, способствует таким образом дальнейшему ослаблению внутренней регуляции, что в свою очередь уменьшает эффективность копингов. Желание обрести целостную картину себя через отношение значимых других лишь увеличивает неопределенность и напряжение, которые, в свою очередь, приводят к разрыву.

Основные трудности психолога связаны с переживанием отвержения со стороны подростка, которое облекается в форму подозрений о корыстных мотивах специалиста. В этой ситуации чрезвычайно важно удержаться от конфронтации и желания переубедить пациента в обратном. Острота переживаний этой ситуации может привести к избегающему поведению психолога, что может быть обнаружено в страхе перед возможными проявлениями подростка. Индивидуальная работа ориентирована на усиление поведенческого самоконтроля, на тренировку способности к отсроченной поведенческой реакции в ситуации интенсивной эмоциональной нагрузки. А также на расширение способов переработки интенсивных переживаний: вербализацию чувств и другие виды замещающей активности в отношениях. Терапевтическая позиция требует искренности, в том числе в признании негативных чувств к подростку. Вместе с тем следует понимать, что в данном случае искренность не тождественна ни самораскрытию, ни инсталляции системы ценностей психолога подростку.

Проведенное нами исследование позволяет утверждать, что на степень и характер развития «диффузной идентичности», в частности на нарушения развития, влияет комплекс факторов:

-        изменения, происходящие в социальной сфере - размытость, нечеткость границ дозволенного и недозволенного, смещение ценностно­смысловых ориентиров в обществе (изменение отношения к различным формам агрессивного и аутоагрессивного поведения). Дружба очная подменяется дружбой виртуальной. В жизнь подростка вместе с компьютерными играми входит и виртуальное представление о смерти, подчас заменяя осознание и проживание ее в реальности, через смерти животных, близких людей. Средства массовой информации способствуют формированию представления у молодежи о «наилучших» способах решения проблем между людьми (как агрессивных, так и аутоагрессивных форм). Наблюдаются героизация и романтизация смерти. Самоубийство или попытка самоубийства становится поступком, выделяющим подростка среди всех других;

-        изменения, происходящие в системе семейных отношений, - размытость и прерванность передачи нравственных ценностей, смещение фокуса усилий с воспитания ребенка на его материальное обеспечение, транслируемое ребенку агрессивное, обесценивающее отношение к миру со стороны родителей, рост внутрисемейной агрессии (различные формы насилия);

-        изменения в протекании возрастных кризисов - повышенная сензи­тивность, совпадающая с периодом неопределенности и вхождения во взрослую жизнь, размытостью границ Я («Что я из себя представляю?», «Кто я в этой семье, в этом обществе?»). Появляются новые возможности, расширяются границы дозволенного, но понимания ответственности зачастую не приходит. Наблюдается полярность психических процессов: повышенная самоуверенность, безаппеляционность в суждениях быстро сменяются ранимостью и неуверенностью в себе; целеустремленность, настойчивость и импульсивность сменяются неустойчивостью, апатией, отсутствием стремлений и желаний что-либо делать.

Размытость социальных и семейных границ в период кризиса подростковой идентичности может приводить к развитию личности с «дефицитарным» Я, «недифференцирован­ным» Я (с неразвитой концепцией собственного Я, социального, идеального Я), низким уровнем осознания и различения мыслительных и эмоциональных процессов. Стоит тревоге достичь определенного уровня - и автоматические реакции эмоциональной системы начинают происходить независимо от когнитивной активности.

Работая с такими подростками, мы сталкивались с тем, что их частой реакцией на фрустрацию или искусственно вызванный регресс была агрессия, имеющая всеобъемлющий, диффузный характер при когнитивном сужении сознания. Разрядка агрессии (злости) у подростка с «диффузной идентичностью» в равной степени возможна как вовне, так и на себя. Куда будет направлен агрессивный импульс (на отстаивание автономии, удаление препятствий или барьеров на пути желаемого уровня удовлетворения либо на удаление или разрушение источника глубокой боли или фрустрации), во многом зависит от человека, в данный момент выполняющего функцию вспомогательного Я. Не имея устойчивых внешних и внутренних ориентиров, подростки с нарушением Я-идентичности и как следствие - гражданской идентичности могут быть довольно легко вовлечены в деятельность экстремистских организаций, демонстрируя в зависимости от цели агрессивные или ауто­агрессивные формы поведения.

Выводы.

Характер кризисной психологической помощи подросткам с антивитальными переживаниями и аутоагрессивным поведением определяется степенью выраженности и характером «диффузной идентичности», ведущим паттерном поведения. Выделенные нами две группы подростков (70 % обследованных) обладают присущими только им характеристиками конфликта идентичности, структурными особенностями, паттерном построения межличностных отношений. Совокупность этих характеристик определяет ведущий паттерн поведения, особенности формирования антивитальных переживаний и аутоагрессивного поведения, ресурсы и возможности подростка в кризисной ситуации.