Влияние гериатрического статуса на субъективную скорость течения времени в пожилом и старческом возрасте

2016; Симуткин, 2000; Bahadirli N., et al., 2013; Davidson P.M., et al., 2011; Minkowski, 1988; Teixeira et al., 2013; Thones., Oberfeld; 2015), биполярного расстройства (Зимина, Костюкова, 2016, тревожного расстройства (Зимина., Костюкова, 2016; Симуткин , 2000; Bahadirli., et al., 2013; Baum, Boxley, 1984; Coelho, Ferreira, 2004; Droit-Volet, 2016 ; Hanoch, 2013; Teixeira et al., 2013; Zhang et al., 2014), психозов позднего возраста (Bahadirli, et al., 2013), химической зависимости (Bahadirli et al., 2013; Fuchs, 2013), посттравматического стрессового расстройства (Wittmann, 2016);

•     нейродегенеративных расстройств: болезни Паркинсона (Allman, Meck, 2012; Bahadirli et al., 2013; Draaisma, 2004; Fuchs, 2013; Teixeira et al., 2013; Wittmann, 2016), Альцгеймера (Allman, Meck, 2012; Draaisma, 2004; El Haj, Kapogiannis, 2016; Grewal, 1995; Szelaga, Skolimowskaa, 2014), лобно-височной деменции (Grewal, 1995) и рассеянного склероза (Fuchs, 2013);

•     неврологических расстройств: дисциркуляторной энцефалопатии (Романов, Гусев, 2005; Романов, Ириков, 2004), инсульта (Allman, Meck, 2012), опухоли головного мозга и тяжелой черепно-мозговой травмы (Piras et al., 2013).

При нормальном течении старения одни исследователи отмечают быстрое (Лебедева, 2004; Сурнина, Антонова, 2003; Baum, Boxley, 1984, Carrasco, 2001; Chambon, Droit-Volet, 2008; Flaherty, 2005; Friedman, Janssen, 2010; Fung, Isaacowitz, 2016; Hanoch, 2013; John, Lang, 2015; Szelaga, Skolimowskaa, 2014; Wallach, Green, 1961; Wearden, 2005; Zhang et al., 2014), другие — ускоренное (Балашова, Микеладзе, 2013; Микеладзе, 2016) течение времени. По сей день ключевым является вопрос о том, почему течение времени ускоряется с возрастом? В основе изменений в субъективном течении времени лежит полиморфность и по- лиэтиологичность (Teixeira et al., 2013; Wittmann, 2016; Zhang et al., 2014), а, следовательно, анализ данного феномена требует применения многофакторной синергетической модели анализа (Сидоров, 2017) с учетом следующих особенностей позднего возраста.

• Социогенез. Быстрые социо-экономические изменения и кризисы, характерные для современного общества с преобладанием культов потребления и молодости, увеличение финансового стресса, жестокое отношение (Белоножко, 2014; Василенко, 2014; Chambon, Droit-Volet, 2008; Chen, 2011; Flaherty, 2005; John., Lang, 2015; Szymaszek, 2009; Wearden, 2005) приводят к возникновению у людей пожилого возраста синдрома экзистенциальной безысходности и ментального кризиса, т. е. невозможности когнитивно, вербально или по­веденчески реализовать свою ментальность (Сидоров, 2017J. Наличие неразрешимого ментального кризиса приводит к большему давлению времени (Сидоров, 2017; Wittmann, 2016J, которое сопровождается ощущением ускоренного течения времени (John, Lang, 2015). Наличие жестокого отношения по отношению к людям позднего возраста, пребывание в домах престарелых сокращают их временную перспективу будущего, приводя к брадихро- нии (Wittmann, 2016).

• Соматогенез. Наличие соматического, нейропатического и смешанного болевого синдрома сопровождается брадихронией (Somov, 2000). Перенесенный инсульт правого полушария, повреждения медиальной височной доли, мозжечка сопровождаются изменениями в субъективном течении времени (Allman, Meck, 2012; Fuchs, 2013; Piras, 2013; Teixeira et al., 2013). У пожилых людей с аневризмой сосудов головного мозга и эпилепсией наблюдается акинетопсия, которая сопровождается брадихронией (Piras et al, 2013). При тяжелой черепно-мозговой травме, опухоли затылочно-теменной области правого полушария наблюдается феномен замедленного движения времени (slow-motion effect) (Wittmann, 2016). У пожилых женщин с дисциркуляторной энцефалопатией наблюдается ускоренное течение времени (Романов, Гусев, 2005). При изменениях со стороны сердечно-сосудистой системы (например, мерцательной аритмии) отмечается усиление осознания собственной смертности, что приводит к тахихронии (Романов, Гусев, 2005; Романов, Ириков, 2004; Allman, Meck, 2012). Наличие жизнеугрожающих заболеваний (например, онкологии) сопровождается темпоральным цейтнотом, приводящим к ускоренному течению времени (Василенко, 2014; Fitzpatrick et al., 1980). Наличие полипрагмазии и прием в позднем возрасте таких групп препаратов, как бензодиазепиновых анксиолитиков, трициклических антидепрессантов, антагонистов дофамина, ингибиторов АХЭ, М-холиноблокирующих препаратов, В-адреноблокаторов, может вызывать спектр изменений в восприятии времени в позднем возрасте (Allman, Meck, 2012; Edelstein, 1974; Rammsayer, 1992; Teixeira et al., 2013; Thones, Oberfeld, 2015).

• Психогенез.:

— Нейроанатомические сдвиги. Согласно гипотезе нейронных цепей, при нормальном старении наблюдаются изменения в корково-стриарных цепях, которые обеспечивают восприятие временных интервалов (Teixeira et al., 2013; Wittmann, 2016). Снижение метаболизма в префронтальной и гипоталамо-диэнцефальной области (Allman, Meck, 2012; Carrasco et al., 2001; Chambon, Droit-Volet, 2008; Friedman, Janssen, 2010; Fung, Isaacowitz, 2016), активности темпоро-септальной оси гиппокампа (Кригер, 2017; Lytton, Lipton, 1999), а также десинхроноз циркадианных ритмов (Зимина, Костюкова , 2016; Симуткин, 2000 ; Teixeira et al., 2013) оказывают влияние на субъективную скорость течения времени в позднем возрасте.

— Нейрохимические сдвиги. В позднем возрасте наблюдается эффект истощения дофамина и глутамата из-за изменений в нигро-стриарной, мезолимбической и мезокор- тикальной системах (Кригер, 2017; Allman, Meck, 2012; Coelho, Ferreira, 2004; Droit-Volet, 2016; Edelstein, 1974), снижение суточной выработки мелатонина, включая уплощение ночного пика (Edelstein, 1974; Teixeira et al., 2013). Эти изменения оказывают влияние на работу внутренних (биологических) часов, что вызывает изменения в субъективной скорости течения времени.

— Изменения в когнитивных и психологических ресурсах. Снижение когнитивных ресурсов (внимания, эпизодической, рабочей памяти) (Allman, Meck, 2012; Coelho, Ferreira, 2004; Draaisma, 2004; Flaherty , 2005) влияет на скорость течения времени. Эндофенотипической чертой типичного депрессивного синдрома с преобладающим аффектом тоски является брадихрония (Балашова, Микеладзе, 2013; Зимина, Костюкова , 2016; Симуткин, 2000; Minkowski, 1968). В позднем возрасте при эндогенной депрессии психотического уровня могут наблюдаться суточные колебания в субъективном течении времени утром и вечером (Bahadirli et al., 2013; Teixeira et al., 2013). Тахихрония или аффективная хронометрия (affective chronometry, Teixeira et al., 2013) наблюдаются при атипичной депрессии с аффектом тревоги, монофобиях, генерализованном тревожном расстройстве (Зимина, Костюкова, 2016; Симуткин, 2000; Bahadirli et al., 2013; Fuchs, 2013). При острой ситуационной тревоге, которая сопровождается высоким уровнем кортизола как биомаркера стресса, наблюдается ускоренное течение времени (Teixeira et al., 2013). Вторичная инсомния в позднем возрасте в зависимости от преобладающего аффекта сопровождается изменениями в течении времени (Bahadirli et al., 2013). Одним из клинических проявлений болезни Альцгеймера и Паркинсона является потеря осознании времени (Grewal, 1995; Szelaga, Skolimowskaa, 2014; Thones, Oberfeld, 2015) и нарушение в ментальном путешествии во времени, т. е. способности мысленно проецировать себя во времени (Viard A., et al., 2011).

Согласно модели адаптации к ограниченности времени Д. Джона (John, Lang, 2015) (рис. 1), ощущение ограниченности, конечности оставшегося времени жизни может вызывать различные изменения в течении времени, усиливать или ослаблять контроль за временем (А).

Пожилой человек, воспринимающий время как быстро текущее, при наличии социального капитала и психологических ресурсов более эффективно использует его в своей повседневной жизни (B). Быстрое течение времени является частью процесса управления временем, что усиливает достижение не только краткосрочных, но и долгосрочных целей (С). Быстрое течение времени и эффективное управление им вносят вклад в способность самостоятельно управлять своей жизнью (D) (John, Lang, 2015), стимулирует жизненные процессы, повышает работоспособность и тем самым создает предпосылки для благоприятного течения старения (Карсаевская, Шаталов, 1978).

Исследования специфики субъективного течения времени при нормальном и преждевременном старении актуальны по сей день в связи интенсивным развитием хронобиологической теории патогенеза аффективных расстройств (Bahadirli et al., 2013; Teixeira et al, 2013), пониманием связей изменений в темпоральных механизмах с нейрокогнитивны- ми изменениями, психологическим благополучием людей пожилого и старческого возраста (Кригер, 2017; Allman, Meck, 2012; Fuchs, 2013; Teixeira et al., 2013). В связи с этим целью исследования является выявление характера влияния изменений в гериатрическом статусе на субъективную скорость течения времени в пожилом и старческом возрасте. Гипотеза исследования: изменения в гериатрическом статусе могут оказывать влияние на субъективную скорость течения времени в пожилом и старческом возрасте.

Методика

Процедура исследования. Отбор и обследование гериатрических пациентов осуществлялся в период с 2013 по 2016 г. в Консультативно-диагностическом центре № 2 и Городской поликлинике № 186 г. Москвы. Исследование состояло из пяти этапов (рис. 2).

На первых этапах исследование включало в себя организацию основной группы респондентов, проведение совместно с врачами-гериатрами комплексной гериатрической оценки состояния здоровья (сокр. КГО) участников исследования с целью определения их траектории течения старения. На следующем этапе оценивалась специфика субъективной скорости течения времени в повседневной деятельности, в прошлом и настоящем времени, а также в разные возрастные периоды; выявлялось наличие связей между субъективной скоростью течения времени и особенностями гериатрического статуса респондентов; выделялись внутренние и внешние факторы, влияющие на субъективную скорость течения времени в позднем возрасте.

Общая характеристика респондентов. Всего в исследовании приняли участие 373 респондентов пожилого (Mage=64,5 лет) и старческого (Mage=79,9 лет) возраста. С помощью выделенных нами критериев включения/исключения (рис. 3) из всех участников исследования была отобрана основная группа (n=290).

Нижняя возрастная граница включения в исследование 55 лет была выбрана путем нахождения компромисса между классификацией ВОЗ, обозначающей начало пожилого возраста для женщин 55 лет и мужчин 60 лет (Иванец, Авдеева, 2014; WHO, 2015), имеющимися классификациями позднего возраста (Карсаевская, Шаталов , 1978; Полищук, 2006; WHO, 2015) и выделенными нами критериями (рис. 4).

В исследование включались респонденты, которые соответствовали следующему профилю гериатрического статуса (рис. 3).

• Оценка полиморбидного статуса (по GIRS-G) до 24 баллов указывает на «легкую» степень полиморбидности, что требует коррекции факторов риска и образа жизни, соблюдения рекомендаций врачей (Мустафин, 2009).

• Оценка когнитивного функционирования (по MoCA) до 26 баллов, по данным З. Насреддина (Nasreddine et al., 2005) и В.В. Захарова (Захаров, 2011), указывает на отсутствие когнитивных изменений.

•  Оценка эмоционального благополучия (по GDS-30) до 20 баллов (от 10, по Дж. Ясаважу (Yesavage et al., 1983), или 12, по Г. Айкману (Aikman, Oehlert, 2001) указывает на наличие симптомов субклинической депрессии у пациента на протяжении двух недель. Наличие симптомов субдепрессии в позднем возрасте можно рассматривать как проявление ответной реакции на происходящие быстрые социо-демографические из - менения. В связи с отсутствием общепринятой классификации нозологических форм аффективного спектра расстройств позднего возраста наличие этих симптомов можно рассматривать как проявление пре-астении (pre-frailty), которая связана с нейроанатомическими, нейрохимическими, эндокринно-обменными сдвигами, а также сдвигами в активности гипоталамо-гипофизарно-адреналовой и глюкокортикоидной осях (Иванец, Авдеева, 2014; Романов, Гусев, 2005; Сидоров, 2017). При наличии социальных ресурсов в позднем возрасте, доверенного лица, контроля гериатрического статуса, поддерживающих фармакологических и психотерапевтических интервенций симптомы субдепрессии могут выступать компенсаторными процессами, направленными на достижение целостности Я (Молчанова, 2005).

Критерии исключения:

Осложненная коморбидность. Индекс полиморбидности (dRS-G)>24 баллов;

• наличие хронических расстройств в стадии обострения, интоксикаций, выраженных сердечно-сосудистых заболеваний, которые могут влиять на социо-когнитивные функции;

• серьезные нарушения слуха (пресбиакузис) и зрения (катаракта, возрастная маку­лярная дегенерация, дальтонизм и др.);

• оценка когнитивного функционирования (по MoCA) < 26 баллов;

• нейродегенеративные заболевания и неврологические заболевания (опухоли, сосудистые поражения, нейроинфекции, эпилепсия, черепно-мозговые травмы);

• оценка эмоционального благополучия (по GDS-30) > 20 баллов;

• наличие аффективного спектра расстройств, психотической симптоматики, гипо- маниакальных и маниакальных симптомов (как в анамнезе, так и в текущем статусе);

• наличие негативизма со стороны пожилого человека; признаки формального отношения к обследованию, отказ самого испытуемого либо его родственников и/или доверенных лиц от участия в исследовании.

В соответствии с перечисленными критериями (рис. 3) основная группа была разделена на три подгруппы респондентов: 1) 55—60 лет — 120 человек (17 мужчин и 103 женщины, 56,6±1,8 лет); 2) 61—74 лет — 120 человек (13 мужчин и 107 женщин, 66,7±3,9 лет) и 3) 75—90 лет — 50 человек (11 мужчин и 39 женщин, 79,4±3,5 лет). Среди респондентов трех возрастных групп преобладали женщины (табл. 1), что подтверждает факт феминизации стареющего населения (Davidson, et al., 2011).

Таблица 1

Социально-демографические и клинико-анамнестические характеристики
респондентов трех возрастных групп

Примечание: M — среднее значение; SD — стандартное отклонение; n — количество респондентов; НПВП — нестероидные противовоспалительные препараты; WHOQOL-BREF — краткий опросник качества жизни Всемирной организации здравоохранения.

Образовательный уровень респондентов трех возрастных групп был достаточно высок. Половина людей пожилого возрастов (55—60 и 61—74 лет) были разведены, что говорит о наличии феномена серебряной сепарации (Franklin, Creighton, 2014). У большинства респондентов имелись дети. У респондентов трех групп не отмечалось выраженного злоупотребления алкоголем. У респондентов 61—74 и 75—90 лет наблюдалось большее преобладание гипотензивной, сосудистой и ноотропной терапии. В трех группах имелось назначение терапии, направленной на купирование болевого синдрома. Пожилые люди (55—60 и 61—74 лет) в отличии от людей 75—90 лет не считали себя больными. В пожилом возрасте 55—60 лет большинство респондентов удовлетворены состоянием своего здоровья. У респондентов 61—74 лет преобладает неопределенная оценка состояния собственного здоровья. В группе 75—90 лет наблюдается неудовлетворенность собственным состоянием здоровья. Субъективно качество жизни респонденты 55—60 лет оценивают как «хорошее», а у респондентов 61—74 лет и 75—90 лет преобладает неопределенная оценка.

Методики исследования были разделены на следующие диагностические блоки.

I.  Комплексная гериатрическая оценка состояния здоровья, включала в себя: гериатрическую шкалу кумулятивности расстройств (Cumulative Illness Rating Scale for Geriatrics, CIRS-G) (Miller et al, 1992); шкалу оценки субъективного возраста Б. Барака (Cognitive age-decade scale) (Barak, 2009); краткий опросник качества жизни ВОЗ (WHOQOL-BREF) ( WHOQOL Group, 1998); Монреальскую шкалу оценки когнитивных функций (Montreal Cognitive Assessment, MoCA) (Nasreddine et al, 2005); гериатрическую шкалу оценки депрессии (Geriatric Depression Scale-30, GDS-30)( Yesavage et al, 1983); Калифорнийскую шкалу оценки чувства одиночества (Revised UCLA Loneliness scale, R-UCLA-LS) (Russell, 1996).

II.  Оценка субъективного течения времени включала в себя:

• Оценку в различных жизненных ситуациях и для этого использовался тест осознания времени A. Соломона (Time Awareness Test, сокр. ТОВ) (Solomon, 1960), адаптированный и апробированный Г.Г. Симуткиным (Симуткин, 2000). Тест состоит из 10 вопросов, девять из которых направлены на оценку изменений в течении времени в различных жизненных ситуациях, и одного дополнительного вопроса, направленного на оценку течения времени в жизни в целом. Инструкция: «Вам предлагается оценить течение времени в различных повседневных ситуациях». Для каждого вопроса разрешен только один из следующих ответов, оценивающих спектр субъективного течения времени: «очень медленно» — 1 балл; «медленно» — 2 балла; «ни медленно, ни быстро» — 3 балла; «быстро» — 4 балла; «очень быстро» — 5 баллов. Максимальное количество баллов — 5 указывает на быстро текущее время. Интерпретация: 1) вычисляется индекс субъективной скорости течения времени при делении всей суммы полученных баллов на количество вопросов; 2) оценка наличия та- хихронии (5 баллов) и брадихронии (1 балл) в различных видах деятельности; 3) динамика течения времени в целенаправленной и рутинной деятельности (Solomon, 1960Д

• Оценку в прошлом и настоящем времени и для этого использовался тест «Выбор метафор» М. Валача и Л. Грина (Time Metaphor Scale) (Knapp, Garbutt, 1958; Wallach, Green, 1961). Тест был апробирован и адаптирован И.Ю. Кулагиной (2011). Респонденту предлагался список из 8 метафор, из которых необходимо выбрать одну, соответствующую его представлению о течении времени сначала в его прошлом, а затем в настоящем времени. Не задаются точки отсчета прошлого и настоящего времени. Интерпретация: 1) выбор статической метафоры — медленное течение времени; динамически-направленной метафоры — быстрое течение времени (Wallach, Green, 1961); 2) содержательный анализ выбранной метафоры с учетом психодинамического подхода (Свирепо, Туманова, 2004).

• Оценку в различных возрастных периодах. Для этого использовался тест оценки восприятия скорости течения времени Р. Лимлича (test subjective acceleration of time) (Lemlich, 1975Д. Данная методика апробирована Е.В. Лебедевой (2004). Сначала рассчитываются точки отсчета: хронологический возраст респондента равный % и Уг от возраста респондента на данный момент. После этого респонденту задаются следующие вопросы: 1) «:Не кажется ли Вам, что в разных возрастах время течет неодинаково — то быстро, то медленно?» (Да/Нет); 2) «Во сколько раз быстрее или медленнее протекало время, когда Вам было (сначала называет возраст равный % от своего возраста на данный момент) лет по сравнению с тем, как оно течет сейчас?» 3) «Во сколько раз быстрее или медленнее протекало время, когда Вам было (сначала называет возраст равный Р от своего возраста на данный момент) лет по сравнению с тем, как оно течет сейчас?» Интерпретация: проводится качественный анализ полученных ответов, который позволяет выделить динамику изменений течения времени в конкретно заданных возрастных точках отсчета пациента (Лебедева, 2004).

Статистическая обработка результатов проводилась с помощью программ IBM SPSS v.23 for OS X и Microsoft Office Excel 2016 и следующих методов обработки данных: критерий Колмогорова—Смирнова; U-критерий Манна—Уитни; коэффициент ранговой корреляции r Спирмена (связь считалась достоверной при р<0,05 и р<0,01); множественный регрессионный анализ.

Результаты исследования

Комплексная гериатрическая оценка состояния здоровья участников исследования. У респондентов трех возрастных групп отмечена наследственная отягощенность по ряду соматической патологии, а также аффективному спектру расстройств, алкоголизму. Наблюдается 2—4 хронических медикаментозно стабилизируемых хронических заболевания (табл. 2).

Таблица 2

Результаты комплексной гериатрической оценки состояния здоровья респондентов
трех возрастных групп

Примечание. M — среднее значение; SD — стандартное отклонение. В квадратных скобках указан максимальный балл по методике. «**» — p<0,01; «*» — p<0,05 при попарном сравнении групп А, В, С с помощью U-критерия Манна—Уитни.

В группах респондентов 61—74 и 75—90 лет по сравнению с группой респондентов 55—60 лет наблюдается тенденция к снижению удовлетворенности качеством жизни. Что касается когнитивного статуса, то можно говорить об отсутствии симптомов когнитивного дефицита. Однако по сравнению с группой респондентов 55—60 лет у респондентов 61—74 и 75—90 лет наблюдалось наличие легких когнитивных изменений (по Н.Н. Яхно, Захаров, Вахнина, 2015) или энергетического и симультанного варианта нормального когнитивного старения (по Н.К. Корсаковой (1996)), которые в целом не влияют на функциональный статус пожилого человека. По сравнению с пожилым возрастом (55—60 и 61—74 лет) в группе старческого возраста (75—90 лет) наблюдается большая выраженность симптомов субдепрессии и большая глубина переживаний чувства одиночества. Таким образом, проведенная оценка состояния здоровья указывает на наличие у респондентов пожилого и старческого возраста пре-астении, т. е. некоторой уязвимости в физическом и психологическом здоровье, но без истощения физиологических резервов организма. Эти изменения следует рассматривать как продромальный период развития старческой астении — варианта неблагоприятного течения старения (Ильницкий, Прощаев, 2013).

Оценка субъективной скорости течения времени в повседневной деятельности. У респондентов пожилого и старческого возраста преобладает неопределенная оценка субъективного течения времени, когда ощущается, что время течет не быстро и не медленно (табл. 3).

Таблица 3

Субъективное течение времени (по ТОВ) у респондентов трех возрастных групп

Примечание. М — среднее значение. SD-стандартное отклонение. N — количество респондентов. В квадратных скобках указан максимальный балл по параметрам теста. Попарное сравнении групп А, В, С с помощью U-критерия Манна—Уитни.

В жизни в целом у респондентов пожилого и старческого возраста наблюдается быстрое течение времени жизни. В рутинной повседневной деятельности у респондентов трех возрастных групп чаще наблюдается неопределенная оценка скорости течения времени, однако прослеживается тенденция к медленному его течению в процессе приема пищи, прогулок и  отдыха(рис.5).

В ситуации пребывания в одиночестве наблюдается медленное течение времени. В целенаправленной деятельности у респондентов трех возрастных групп наблюдается быстрое течение времени.

Субъективная скорость течения времени в целом прошлом и настоящем времени. У респондентов 61—74 и 75—90 лет наблюдается феномен ретардации субъективного течения времени в настоящем по сравнению с прошлым временем. Оценка субъективной скорости течения времени в прошлом времени показала, что респонденты трех возрастных групп отмечали быстрое течение времени (рис. 6).

Наличие быстрого течения времени в прошлом времени у респондентов трех возрастных групп подтверждается большим выбором динамически-направленных метафор. Некоторые респонденты трех возрастных групп отмечали, что в прошлом у них наблюдалось медленное течение времени, которое описывалось через следующие метафоры: спокойный океан, безбрежный простор и тихая речка. Оценка субъективной скорости течения времени в настоящем времени показала, что большинство респондентов 55—60 лет отмечают, что для них субъективно время течет быстро. На данный момент у респондентов 61—74 лет наблюдается неопределенная оценка, что согласуется и с одинаковым выбором статичных и динамически-направленных метафор. В старческом возрасте (75—90 лет) при оценке течения времени в настоящем периоде времени наблюдается тенденция к замедленному течению времени. Однако 30% (15) респондентов старческого возраста отмечают, что в настоящий период времени время течет быстро.

Оценка субъективной скорости течения времени в разные возрастные периоды показала, что 93% (111) респондентов 55—60 лет, 91% (109) — 61—74 лет и 89% (44) 75—90 лет считают, что в разных возрастах время течет неодинаково — то быстро, то медленно. У респондентов пожилого возраста (55—60 и 61—74 лет) наблюдается феномен акселерации субъективного течения времени на данный момент в отличие от различных возрастных периодов своей жизни. Когда респондентам 55—60 и 61—74 лет было от 14 до 20 лет, течение времени воспринималось ими медленным, по сравнению с тем, как оно течет на данный момент (рис. 7).

Из рис. 7. видно, что 29% (34) респондентов 55—60 лет, 32% (38) — 61—7-4 лет отмечали, что с 14 до 20 лет субъективно наблюдалось быстрое течение времени. В старческом возрасте субъективное течение времени в ранней юности носит неопределенный характер. Когда респондентам трех возрастных групп было от 29 до 40 лет, у них наблюдалось медленное течение времени по сравнению с тем, как оно течет на данный момент. Большинство респондентов пожилого возраста считают, что различия в субъективном течении времени в разных возрастах связаны с возрастом (рис. 8). Респонденты отмечали, что «после 30 лет время течет быстро, потому что не хочется стареть» (Ж, 55¹); «с возрастом начинаешь остро ощущать конечность и необратимости времени. В молодости — нет» (Ж, 57); «С возрастом больше проблем» (М, 63); «В молодости не замечаешь и не ценишь время» (Ж, 65); «Детство, юность — хочется побыстрее повзрослеть… в зрелом возрасте остановить, продлить» (Ж, 73).

Различия также связаны со степенью занятости: «от деятельности, чем больше нагружен работой и заботами, тем быстрее идет время» (М, 61); «с возрастом меняется занятость» (Ж, 67). С событиями: «чем больше событий, тем быстрее течет время» (Ж, 61); «с событиями, которые происходят» (М, 69). Со здоровьем и образом жизни: «в старости, если болен, то время течет медленно и тупо» (М, 78); «с физическим состоянием человека» (Ж, 81); «с жизненной позицией» (Ж, 79).

Субъективная скорость течения времени и гериатрический статус. Показано, что уровень образования вносит вклад в изменения субъективной скорости течения времени в 55—60 лет (r=0,311, p<0,01), 61—74 года (r=0,357, p<0,01) и в 75—90 лет (r=0,364, p<0,01). У респондентов с высшим и средне-специальным образованием преобладает быстрое течение времени. Показано, что состояние социальных ресурсов, т. е. наличие семьи сопряжено с изменениями в субъективной скорости течения времени в группах респондентов 55—60 лет (r=0,310, p<0,01) и 61—74 лет (r=0,280, p<0,05). У респондентов, находящихся в браке, преобладает быстрое течение. У тех пожилых людей, кто потерял партнера, наблюдается замедление течения субъективного времени. В пожилом возрасте 55—60 лет (r=0,218, p<0,05) рабочий статус воздействует на субъективную скорость течения времени, изменяя его в сторону быстрого течения. Наличие симптомов депрессии в пожилом и старческом возрасте сопровождается замедлением течения времени (табл. 4).

Таблица 4

Корреляционные связи между субъективной скоростью течения времени (по ТОВ) и нейропсихиатрическим статусом респондентов трех возрастных групп

   Примечание: «**» — корреляция значима на уровне 0,01; «*» — корреляция значима на уровне 0,05.

 Субъективное чувство одиночества влияет на субъективную скорость течения времени в пожилом (61—74 года) и старческом возрасте (75—90 лет) в сторону его замедления. В старческом возрасте (75—90) все изменения в нейропсихиатрическом статусе вносят вклад в изменение субъективной скорости течения времени. Показано, что в пожилом и старческом возрасте наличие изменения в субъективной скорости течения времени сопряжено с удовлетворенностью качеством жизни (табл. 5).

Таблица 5

Корреляционные связи между субъективной скоростью течения времени (по ТОВ) и качеством жизни (по WHOQOL-BREF) у респондентов трех возрастных групп

Примечание: КЖ — качество жизни; ФЗ — физическое здоровье; ПЗ — психологическое здоровье; СО — социальные отношения; ОКР_С — окружающая среда и ее безопасность; «**» — корреляция значима на уровне 0,01; «*» — корреляция значима на уровне 0,05 с помощью r-коэффициента Спирмена.

Показана связь субъективной скорости течения времени у респондентов 61—74 и 75—90 лет с удовлетворенностью социальным капиталом, т. е. с наличием доверенных лиц, социальной поддержки и сексуальной активности. В пожилом возрасте (55—60 лет) субъективное течение времени сопряжено с психологическим благополучием, т. е. с восприятием старения, отношением к изменениям во внешнем виде, наличием симптомов депрессии и тревоги, изменений со стороны памяти и концентрации внимания. В старческом возрасте (75—90 лет) наблюдается связь изменений субъективного течения времени с удовлетворенностью физическим благополучием, т. е. с активностью в повседневной деятельности, мобильностью, работоспособностью, состоянием дискомфорта, болевыми симптомами, качеством сна и отдыха. Показано, что при оценке субъективного возраста старше хронологического наблюдается медленное течение времени, те респонденты, кто дают оценку «идентично», отмечают неопределенное течение времени (рис. 9).

При оценке субъективного возраста моложе хронологического возраста наблюдается быстрое течение времени. Из-за малого количества респондентов в трех возрастных группах (4—9 человек) из анализа были исключены те, гетто завышают свой субъективный возраст. В группе респондентов 75—90 лет также из-за малого количества участников (8 человек) была исключена подгруппа оценивающих свою субъективный возраст идентично хронологическому возрасту. Показано, что в группах 55—60 и 61 — 74 лет в подгруппе респондентов, оценивающих свой субъективный возраст идентично хронологическому возрасту (r=-0,210;r=-0,227, p<0,05) и занижающих его (r=-0,231; r=-0,263, p<0,05), наблюдается сопряженность социального возраста (оценка поведения и действий) с субъективной скоростью течения времени как неопределенного и быстрого течения. В старческом возрасте (75—90 лет) при оценке своего субъективного воз - раста моложе (r=-0,251, p<0,05) хронологического наблюдается сопряженность оценки субъективного биологического возраста (оценка своей внешности) с субъективной скоростью течения времени как быстрого течения. Показано, что в позднем возрасте преморбидный когнитивный ресурс — уровень образования — влияет на изменения в скорости течения времени. У респондентов 55—60 и 61—74 лет состояние психосоци­альных ресурсов (семейное положение, рабочий статус) выступает фактором, влияю - щим на субъективную скорость течения времени (табл. 6).

Таблица 6

Результаты регрессионного анализа (методом пошагового включения) связи компонентов комплексной гериатрической оценки состояния здоровья и субъективного течения времени
(по ТОВ) у респондентов трех возрастных групп

   Примечание: «*» — p<0,05; «**» — p<0,01

Симптомы депрессии, субъективного чувства одиночества и удовлетворенность качеством жизни выступают предикторами, влияющими на изменения в субъективной скорости течения времени у респондентов трех возрастных групп. Кроме того, оценка субъективного возраста выступает предиктором изменений в субъективном течении времени у респондентов 61—74 и 75—90 лет. В старческом возрасте также состояние полиморбидного статуса и качество когнитивного функционирования являются предикторами изменений в субъективной скорости течения времени.

Обсуждение результатов

Полученные нами данным о том, что в позднем возрасте наблюдается различная траектория в оценке субъективного течения времени, согласуются с отечественными (Балашова, Микеладзе, 2013; Кригер, 2017; Лебедева, 2004; Микеладзе, 2016; Симуткин, 2000; Сурина, Антонова, 2003; Тимофеев, 2013) и зарубежными (Carrasco et al., 2001; Chambon, Droit-Volet, 2008; Coelho, Ferreira, 2004; Droit-Volet, 2016; Fung, Isaacowitz, 2016; Grewal, 1995; Staudinger, Freund, 1999; Viard et al., 2011; Wallach, Green, 1961) исследованиями. Так, данные о том, что в позднем возрасте при нормальном старении преобладает неопределенная оценка субъективного течения времени, не согласуется с результатами исследований (Молчанова, 2005; Aikman, Oehler, 2001; Carstensen, Fung, 2003; Fuchs, 2013; John, Lang, 2015 ; Wearden, 2005), указывающими на преобладание при нормальном старении исключительно быстрого и неопределенного течения времени только при нейродегенеративных расстройствах (El Haj, Kapogiannis, 2016; Grewal, 1995; Szelaga, Skolimowskaa, 2014; Szymaszek, 2009; Teixeira et al., 2013). Субъективную неопределенность времени в позднем возрасте можно рассматривать как ответную реакцию на ускоряющийся образ жизни с повышенным требованием к готовности принимать и отвечать на вызовы неопределенности и ситуации риска (Корнилова, 2016). Согласовываясь с положениями теории самодетерминации человека Э. Дейси и Р. Райана (Deci, Vansteenkiste, 2004), можно говорить о том, что состояние неопределенности выступает продуктивным условием для рефлексии для дальнейшего личностного самоопределения, изменения образа жизни и усиления толерантности к неопределенности как возрастанию психологической устойчивости (Корнилова, 2016). Сами представители позднего возраста считают, что изменения в течении времени связано со следующими факторами: с возрастом, занятостью, типом деятельности и наполненностью жизни событиям. Нами показано, что изменения в полиморбидном статусе, наличие симптомов депрессии, субъективного чувства одиночества, изменений в когнитивном функционировании, удовлетворенности качеством жизни, динамике субъективного возраста выступают предикторами, определяющими субъективную скорость течения времени в позднем возрасте. Также следует учитывать, что респонденты 61—74 и 75—90 лет принимали гипотензивные средства, включающие ß-адреноблокаторы, которые могут вызывать брадихронию (Teixeira et al, 2013). Выделенные нами предикторы подтверждают данные психоаналитика П. Хартосоллиса о влиянии нарушений в эго-идентичности на временную ориентацию, скорость течения времени и временную перспективу (Wittmann, 2016, с. 135). Полученные нами результаты о влиянии состояния полиморбидности на субъективное течение времени в пожилом и старческом возрасте следует рассматривать через призму интроцептивной модели восприятия времени А. Крайг (Craig, 2009), модели телесного опыта и субъективной картины жизненного пути Т.Д.Василенко (2014). Согласно этим моделям, изменения в субъективном времени связаны с восприятием физического и психического состояния. Наличие изменений в физическом благополучии усиливает осознание собственной смертности, вызывая давление времени, тревожные руминации, темпофобию, что приводит к изменениям в субъективной скорости течения времени. Например, при наличии болевого синдрома, гипертонического криза респонденты отмечали замедленное течение времени, при мерцательной аритмии — быстрое. Показано, что субъективная скорость течения времени сопряжена с уровнем образования. Таким образом, при наличии средне-специального и высшего образования человек может формировать навыки здоровьесберегающего и профилактического поведения в отношении собственного здоровья для его улучшения и поддержания, тем самым влияя на свой функциональный статус и социальную активность, что согласуется с данными А. Сзумазека (Szymaszek, 2009). В пожилом возрасте состояние социальных ресурсов вносит вклад в восприятие скорости течения времени. Наличие социальной занятости и партнера, доверенного лица в пожилом возрасте положительно сказывается на мотивации к достижениям, чувстве ответственности, возможности планировать и организовывать свою деятельность во времени, что согласуется с данными Л. Карстенсен (Carstensen, 2003) и Х. Фанга (Fung, Isaacowitz, 2016). В позднем возрасте прослеживается неоднозначность в субъективной оценке скорости течения времени в зависимости от вида деятельности, что согласуется с принципом ментального содержания временного интервала (Droit-Volet, 2016). В рутинной повседневной деятельности наблюдается неопределенная оценка скорости течения времени с тенденцией к медленному его течению. В ситуации пребывания в одиночестве у респондентов позднего возраста наблюдается брадихрония, что согласуется с рядом исследований (Белоножко, 2014; Carrasco et al., 2001; Fuchs, 2013; Wittmann, 2016), показавших, что при наличии скуки (ощущения пустоты) усиливается осознание пребывания в ловушке времени. В целенаправленной деятельности больший акцент делается на прогностический фактор и более эффективное использование времени, в связи с этим у респондентов трех возрастных групп наблюдается быстрое течение времени. В целом респонденты пожилого возраста (55—60 и 61—74 лет) отмечают быстрое течение времени, в отличии от группы респондентов 75—90 лет, которые отмечают его замедление — выводы, которые согласуются с данными отечественных (Микеладзе, 2016) и зарубежных (Carrasco et al., 2001; Chambon, Droit-Volet, 2008; Droit-Volet, 2016; Zhang et al., 2014) исследований. На основании положений целого ряда мотивационных теорий позитивной психологии (оптимизации и компенсации ресурсов П. Балтеса (Droit-Volet, 2016), социо-эмоциональной селективности Л.Карстенсен (Carstensen, Fung, 2003) и модели адаптации к ограниченности времени Д. Джона (John, Lang, 2015) можно сделать вывод о том, что быстрое течение времени для пожилого человека может выступать, с одной стороны, индивидуальным ресурсом, с другой стороны, деструктивным фактором. Ценностно-смысловое отношении к скорости течения времени в настоящем времени большинство людей пожилого и старческого возраста передавали через метафоры «тихой речки» и «мчащегося поезда». Преобладающий образ реки является индикатором медленного течения времени, отсутствия преград к достижению целей (Свирепо, Туманова, 2004, с. 41). Образ поезда символизирует быстрое течение времени, путешествие к истинному Я или переход от одного жизненного этапа к другому (Свирепо, Туманова, 2004; 23, с. 128). Однако, символ поезда может носить характер «спасательного поезда» от неопределенного будущего или негативного прошлого. Наличие не быстрого, а ускоренного течения времени (феномена «кризисного времени» (Wittmann, 2016; 80, с. 116) у респондентов трех возрастных групп сопровождается негативными изменениями в физическом и психологическом благополучии. Эти данные не согласуются с данными П. Габле и Б. Пооля о том, что ускоренное течение времени связано с положительной оценкой повседневной жизни (Gable, Poole, 2012).
Наоборот, мы считаем, что оно усиливает давление времени на пожилого человека. Пожилые люди, которые оценивают свой субъективный возраст моложе хронологического возраста, отмечают быстрое течение времени, в отличие от тех, кто оценивает свой субъективный возраст как идентичный или старше хронологического, что согласуется с исследованиями Е.В. Некрасовой (2005), С. Баума (Baum, Boxley, 1984) и У.М. Стаундингера (Staudinge, Freund, 1999), подтверждающих, что восприятие себя моложе является индивидуальным ресурсом. Отметим, что в отличие от хронологического субъективный возраст позволяет детальнее описывать динамику изменений в субъективном течении времени в позднем возрасте. Так, у респондентов 61—74 и 75—90 лет наблюдается феномен ретардации субъективного течения времени в настоящем по сравнению с прошлым временем, что не согласуется с данными Б. Кригера (Кригер, 2017). При оценке течения времени в прошлом (без заданной точки отсчета) респонденты часто выбирали метафору «бурлящий водопад». Эта метафора отражает неравномерность в течении времени, однонаправленность, неоднородность времени. Бурлящий водопад как символ означает наличие психологических ресурсов (Свирепо, Туманова, 2004).

В пожилом возрасте наблюдается феномен акселерации субъективного течения времени в настоящем времени, в отличие от различных, конкретно заданных возрастных периодов жизни. Полученные данные согласуются с исследованиями (Кригер, 2017; Carrasco et al., 2001; Friedman, Janssen, 2010), свидетельствующими об отсутствии влияния возраста на ретроспективные суждения о течении времени. При ретроспективной оценке преобладает замедленное течение времени в прошлом по сравнению с настоящим временем, что также показано в целом ряде исследований по аналогичной тематике (Carrasco et al., 2001; Droit- Volet, 2016; Gallant et al., 1991; Szelaga, Skolimowskaa, 2014; Szymaszek, 2009). В старческом возрасте субъективное течение времени в ранней юности оценивается как имеющее неопределенный характер, в связи с наличием борьбы с трудностями и опытом потерь. Стоит учитывать, что с возрастом меняется точка отсчета для ретроспективной оценки течения времени. Для респондентов 55—60 лет такой точкой отсчета служил возраст 14 лет, для респондентов 61—74 лет — 17лет. Е.В. Лебедева (2004) определяет этот возрастной период как кризисный, связанный с физиологическими перестройками и становлением личности.

Для респондентов 75—90 лет таким возрастом является возраст 20лет, который рассматривается как «кризис четверти жизни, вхождения во взрослость», выбора своего жизненного пути (Лебедева, 2004). Полученные данные согласуются с моделью возрастного изменения времени, в соответствии с которой длительность различных временных интервалов своей жизни обратно пропорциональна числу вспоминаемых событий. Поскольку количество запоминаемых событий снижается с возрастом, то время на данный момент оценивается быстрее, чем в молодом и среднем возрасте (Карпенко, Чмыхова, 2008).

Выводы

• Основываясь на показателях хронологического возраста в пожилом и старческом возрасте, можно говорить о преобладании неопределенности в оценке субъективного течения времени, которую можно рассматривать как индикатор истощения психологических ресурсов, а также как условие для дальнейшего личностного развития в позднем возрасте.

• В отличие от хронологического субъективный возраст позволяет детальнее описывать динамику изменений в субъективном течении времени в позднем возрасте. Пожилые люди, которые оценивают свой субъективный возраст моложе, отмечают быстрое течение времени. При оценке субъективного возраста идентично хронологическому возрасту наблюдается неопределенность в оценке субъективной скорости течения времени. Те респонденты, которые оценивают свой субъективный возраст старше хронологического возраста, отмечают медленное течение времени.

• В жизни в целом респонденты пожилого возраста отмечают быстрое течение времени, в отличие от людей старческого возраста, которые отмечают его замедление. В позднем возрасте наблюдается неоднозначность в субъективной скорости течения времени в зависимости от вида деятельности. В рутинной деятельности наблюдается неопределенная оценка скорости течения времени с тенденцией к медленному его течению, в целенаправленной деятельности — быстрое течение времени. Сами представители позднего возраста считают, что изменения в восприятии времени связаны с возрастом, занятостью, типом деятельности и наполненностью жизни событиям.

• Оценка субъективной скорости течения времени в прошлом и настоящем времени показала, что в отличие от респондентов 55—60 лет, у которых наблюдается феномен акселерации субъективного течения времени в настоящем по сравнению с прошлым временем, в группах респондентов 61—74 и 75—90 лет, напротив, наблюдается феномен ретардации субъективного течения времени.

• Оценка субъективной скорости течения времени в различные возрастные периоды показала, что большинство респондентов отмечают, что в различных возрастах время течет неодинаково — то быстро, то медленно. У респондентов пожилого возраста наблюдается феномен акселерации субъективного течения времени на данный момент в отличие от других возрастных периодов. По оценке людей старческого возраста, субъективное течение времени в ранней юности носит неопределенный характер, в связи с наличием борьбы с трудностями и опытом потерь.

• Показано, что уровень образования, состояние социальных ресурсов, изменения в гериатрическом статусе выступают предикторами, определяющими субъективную скорость течения времени в позднем возрасте. Помимо вышеотмеченного, у респондентов 61—74 и 75—90 лет оценка субъективного возраста выступает предиктором изменений в субъективном течении времени.