Психологические предпосылки девиантного поведения

В статье «Психология девиантного поведения: новый взгляд» («Вестник практической психологии образования» №2 (15) за 2008 год) мы выдвинули ряд идей, относящихся к природе данного поведения, и привели результаты эмпирического исследования в их подтверждение. Представим их краткую характеристику.

1.  Как только мы определяем девиантное поведение как поведение, нарушающее социальные нормы, то сразу же уходим из предметного поля психологии и переходим к рассмотрению этических проблем. Если же мы хотим рассматривать психологические проблемы девиантного поведения, то должны придерживаться известных методологических оснований: культурно-исторической концепции формирования человеческой (сознательной) психики и теории деятельности.

2.  Девиантное поведение есть поведение конкретного индивида, последовательно разрушающее совместную деятельность и общение в группе (общности), к которой он принадлежит сам, вне зависимости от этической оценки этого поведения. Психологическими предпосылками девиантного поведения индивида являются его отрицательное отношение к социальному окружению в сочетании со сниженной способностью к эмпатии и искаженной «Я-концепцией».

3.  Психологической основой девиантного поведения является дефект содержания сознания, но не дефект мышления (о чем пишут многие авторы). Т. е. девиантное поведение индивида формируется под влиянием ущербного сознания, за исключением случаев злонамеренности, которые в школе чрезвычайно редки.

В рамках данной статьи мы хотим остановиться на особенностях психической регуляции девиантного поведения, которые не были подробно рассмотрены в предыдущей статье.

Организация психической регуляции жизнедеятельности не подлежит сомнению: мы наблюдаем существование инстинктов (инстинктивного поведения), условно-рефлекторных реакций, элементарной рассудочной деятельности у высших животных и поведения, регулируемого сознанием, у человека. Согласно современным этологическим представлениям, есть прямая однозначная связь между положением животного на эволюционной лестнице и уровнем, на котором осуществляется психическая регуляция его поведения. При этом у высших животных нижележащие уровни регуляции поведения не отмирают, но их роль становится все менее важной [4]. Правда, данный подход не лишен своеобразного «этологического экстремизма»: «...дальнейшая дифференциация конечного мозга в процессе филогенетического развития приводит к тому, что элементарная рассудочная деятельность животных начинает играть все большую роль в их поведении. И, наконец, у человека рассудочная деятельность оказывается основным компонентом, определяющим его поведение» [8]. Т. е. сознательной регуляции человеческого поведения не существует, а вернее, в сознании как объяснительном принципе, просто нет необходимости: все повороты человеческого поведения можно объяснить рассудочностью.

В отечественной психологической традиции заметен и противоположный крен: проблема сознания и целенаправленной сознательной деятельности полностью заслоняет собой проблему рассудка и целесообразного рассудочного поведения. Рассудок попросту не выделяется как особенная психологическая категория и не дифференцируется от сознания, интеллекта или мышления. Так, в двух фундаментальных работах, во многом определявших исходную позицию и направление последующих теоретических построений, а также интерпретацию результатов экспериментальных исследований: в «Основах общей психологии» С.Л. Рубинштейна [11] и в «Проблемах развития психики» А.Н. Ле­онтьева [9], — этой категории нет вовсе.

Безусловно, человеку, свойственны все виды психической регуляции поведения: от инстинкта до сознания, — но мы считаем, что приписываемая сознанию роль в организации конкретных поведенческих актов сильно преувеличена. Н.А. Бернштейн очень убедительно показал, как целостные предметные действия, формируясь первоначально на высоких уровнях, регулируются впоследствии уровнями нижележащими [2]. Аналогичные механизмы работают и в паттернах (англ. pattern — образец, пример, модель, шаблон) социального поведения: часто ли мы задумываемся над этимологией слов, произносимых нами? А часто ли учитель «пропускает через сознание» те приемы, которыми он организует работу класса на уроке?

Тем не менее, роль сознания чрезвычайна... Но проявляется она в другом: сознание есть системное свойство человеческой психики, выводящее последнюю на качественно новый уровень отражения действительности, а не некоторая дополнительная способность, появившаяся у человеческого рода и проявляющаяся в абстрактно-понятийном мышлении (включая речь). То, каким образом функции психики, доставшиеся нам в результате ее филогенетического развития, перестраиваются под влиянием сознания, достаточно полно описано в работах Л.С. Выготского, С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, Д.Б. Эльконина, А.Р. Лурия и многих других авторов.

И если восприятие, внимание, память, мышление представлены в психологической литературе достаточно полно, то такой формы сознания, как рассудок, вроде бы и не существует! Хотя это не так: многократно описывалась «способность животного улавливать эмпирические законы, связывающие предметы и явления внешнего мира, и оперировать этими законами в новой для него ситуации для построения программы адаптивного поведенческого акта». Эта способность получила название элементарной рассудочной деятельности, при ее посредстве «может осуществляться адаптивное поведение при первой встрече животного с многообразием внешнего мира. Основная особенность рассудка — эвристическая форма поведения» [8]. Первое, чем отличается рассудочная деятельность человека от той же функции высших животных, — она оречевлена. Именно это делает сложной дифференциацию человеческой рассудочности от сознания. Но оречевлен- ная рассудочность есть явление того же порядка, что и «оречевленная перцепция», упомянутая Л.М. Век- кером [3], — оба этих феномена формируются под влиянием сознания, но сознанием или какими-то его элементами не являются.

Забегая вперед, надо сказать, что сознание и рассудок имеют в человеческой психике разное предназначение: сознание — для продуцирования идей и образов, рассудок — для адекватного приспособления к конкретным жизненным ситуациям. Строго говоря, работу сознания (продуцирование идей) нельзя считать поведением, а приписывание ему, в частности, функции организации локомоций[1] означает утерю человеческой специфики сознания. Если говорить иначе, то, в соответствии с принципом единства «внешней» и «внутренней» деятельности, рассудочность есть тот структурный элемент человеческой деятельности, который непосредственно связывает действующего человека с его предметным окружением.

Обращаясь к уровню досознательной психики, можно отметить, что основными элементами этой системы являются: а) восприятие актуальной предметной ситуации, б) отражение потребностных состояний, в) оценка физических параметров и адекватное отражение физических характеристик тела носителя психики, г) организация приспособительных локомоций. Вся эта система обеспечивает животному организму адекватное приспособление к условиям среды его обитания с учетом жизненной необходимости в удовлетворении витальных потребностей. Наше понимание существа психической деятельности и «блоков» психики в принципе соответствует тому определению, которое сформулировала Н.И. Чуприкова [13]. Различие лишь в том, что мы считаем необходимым дополнительно ввести в описание содержания психической деятельности момент своеобразной «самооценки» субъекта, не ограничиваясь указанием на «собственные внутренние состояния организма».

Так, организованная психика при нормальном функционировании в полной мере обеспечивает своему носителю сохранение и продолжение его жизни. При определенном закономерном непостоянстве предметно-дискретной среды психическая активность принимает форму элементарной рассудочной деятельности, и неожиданные задачи в изменяющемся предметном окружении успешно решаются. Оре- чевленная рассудочность справляется с аналогичными задачами не хуже. Проблема в том, что человек пребывает не только (не столько) в предметном мире, но и в мире социальном. А в этом мире рассудочность, даже оречевленная, уже «не спасает», — необходима сознательная регуляция поведения, адекватная этому миру. Поэтому мы и считаем, что важной психологической предпосылкой девиантного поведения является снижение регулирующей роли сознания в организации социальных взаимодействий и переход психической регуляции жизнедеятельности на уровень рассудочности.

Другими словами — специфически человеческое содержательное взаимодействие состоит в обмене идеями, и для успешного участия в таком обмене необходимо адекватное содержание сознания. А «техническая» сторона активности человека вполне успешно регулируется его рассудком.

Итак, под влиянием сознания рассудочная деятельность как одна из психических функций приобретает характеристики, качественно отличающие ее от рассудочности «досознательной» (табл. 1).

Табл. 1. Характеристики рассудочной деятельности

Все перечисленные «блоки» психики в живом целостном процессе ее функционирования теснейшим образом связаны между собой. (Психика «едина и неделима», а ее структурные элементы — не более чем наши абстракции, придуманные для лучшего понимания и описания феноменов.) Эта тесная связь выражается в том, например, что сниженная способность к углубленному пониманию контекста, в который включена актуально данная и непосредственно воспринимаемая ситуация, сказывается не только на особенностях мировосприятия, а также на способности к возможно более полной рефлексии себя, своих желаний, своего поведения.

Н.Л. Белопольская с соавторами в коллективной монографии «Самосознание проблемных подростков» отмечает: «Исследование показало, что у 79% подростков с нарушением поведения системные идентификационные нарушения сочетаются с неадекватной общей самооценкой. 32% девиантных подростков обнаружили неадекватно завышенную самооценку, 35% — неадекватную «среднюю» самооценку, 12% — неадекватно заниженную самооценку. 21% девиантных подростков обнаружили положительную адекватную самооценку» [1, с. 106]. Нарушения по тому или иному аспекту самоидентификации в контрольной группе подростков встречаются только в 11—14% случаев.

Надо еще раз повторить, что, с нашей точки зрения, такого рода аномалии психического отражения есть следствие недостаточного (по сравнению с возрастной нормой) развития сознания. В известной книге Е.В. Змановской «Девиантология...» [7] есть такое, сделанное между делом, замечание: квалификация поведения как девиантного должна учитывать, что в некоторых конкретных случаях «необходимые представления о социальных нормах в сознании ребенка просто отсутствуют...» [выделено мной — Н.С.]. Более того: в психике малолетнего ребенка «плоскости» сознания попросту еще нет.