Гендерная методология в социальной психологии

Современная российская социальная психология столь многогранна, что в последние годы гендерные исследования в ней как бы затерялись: чрезвычайно сложно в череде публикаций выделить наиболее яркие и заметные работы, вы - полненные в русле гендерной методологии. Однако, возможно, гендерные исследования порой недостаточно привлекательны и востребованы еще и потому, что методологические основы многих опубликованных работ нередко не вы - держивают серьезной критики, а резуль - таты многих проектов недостаточно определенно вписываются в содержатель - ные рамки научных психологических школ.

В данной статье предполагается представить основные гендерные тео - рии, доминирующие за рубежом, и со - отнести «эвристический потенциал» понятия «гендер» с ведущими отечест - венными психологическими теориями. Особенности продвижения гендерных исследований в российской психологии будут проанализированы, прежде всего, в социально-психологическом контексте на основе утверждения, что в струк - туре теорий качественно-важная роль принадлежит «скрытой области», а именно личностным и групповым знаниям, эмоциям, образцам поведения их создателей, ведь «человеческий фактор» при рождении теоретического знания оказывается видимым и рефлекси- руемым [28].

Понятие «гендер» и гендерная методология

Существует точка зрения, согласно которой впервые термин «гендер» был использован американским психоаналитиком Р. Столлером («Пол и гендер», 1968) [20]. По мнению Р. Столлера, «гендер» — это понятие, которое основывается на психологических и культур - ных объяснениях вне биологического де - терминизма [30]. Такой подход в рассмотрении социального поведения людей в дальнейшем был поддержан многими исследователями и породил новое направление социальных исследований —

«гендерные исследования» (Gender Studies), включающие «мужские иссле - дования» (Men's Studies) и «женские исследования» (Women's Studies).

Биологический пол, согласно ген - дерным исследованиям, определяет причину разделения социальных групп на мужчин и женщин, а гендер определяет социальные последствия подобного различения (например, определив младенца как мальчика, мать в дальнейшем более охотно занимается с ним физическими упражнениями, гимнастикой, с девочкой же чаще разговаривает и т. п.) [5]. Следовательно, индивид, будучи приписанным на основании первичных половых признаков к одной из групп — мужской или женской, в дальнейшем оказывается в особых условиях гендерной социализации (мужской или женской): это касается и предлагаемого обществом социального статуса, и социальных ожиданий, и социальных ресурсов, и т. д.

Социальная психология, таким образом, изучая поведение человека, практически никогда не сталкивается с сугубо половыми (физиологическими или психофизиологическими) различиями, анализируя феномены, обусловленные ген - дерной социализацией в контексте ген­дерной системы общества. Тем не менее необходимо отметить, что даже в ряде современных учебников психологии различия в гендерной социализации по-прежнему биологизируются, прини - мая гротескные, а порой и попросту ко - мические формы.

«Мальчики — с ран него возра ста — хуже приучены к самообслуживанию: не - ловко переодеваются и переобуваются, не умеют пользоваться веником, тряп - кой и т. д. Но главное все-таки в том, что мальчиков ко всему этому приучить труд нее, чем девочек» [3, с. 199].

Исторически гендерная методология «выросла» под влиянием феминистской критики в 70-е гг. XX в. из философских, социологических и психологических теорий пола. Критика классических концепций касалась как методических (доминирование количественного подхода), так и аналитических (например, критики доминирования изучения сферы публичного) аспектов.

В результате преобразований под влиянием критики в социальных науках сложились три основных направления, которые и сформировали «матрицу» гендерной методологии:

•   теории социального конструирования гендера,

•   гендер как стратификационная категория,

•         гендер как культурная метафора [7].

Примеры концепций в русле социального конструирования гендера — эт- нометодологическая концепция «конструирования гендера» К. Уэста и Д. Цим­мермана (акцент на микроанализе различных аспектов социализации) [26], а также концепция «гендерных линз» С. Бем (акцент на жестком культурном детерминизме гендерных маркеров, ко - торые ограничивают в том числе и научную рефлексию, сводя ее к обыденным представлениям о традиционном «мужском» и «женском») [4].

Теории гендера как стратификаци - онной категории, направленные на ана - лиз общественных практик и общест - венных процессов, оказались востребо - ваны социологией. В этом плане наибо - лее известна концепция Р. Коннела о гендерной системе общества, включаю - щей структуру профессии, структуру

власти, структуру катесиса (эмоциональных отношений) и структуру символических репрезентаций (концепция объясняет механизмы функционирования гендерных отношений на общественном уровне) [24].

Концептуальное пространство в логике теории гендера как культурной метафоры в социальных науках представлено преимущественно идеями социальных антропологов. В качестве примера здесь может выступить модель «мужской культуры», описанная И.С. Коном. Она включает в качестве основных параметров стремление к достижениям, необходимость отличаться от женщин, место в «мужской иерархии», гомосоци­альность, ограничения на занятия (жесткое предпочтение «мужских занятий»), полигамность, агрессивность и склонность к насилию [13].

Теоретические ресурсы российской психологии для развития гендерный исследований

В российской психологии базой для развития гендерных исследований вы - ступают, прежде всего, культурно-исто - рическая теория (Л.С. Выготский) и де - ятельностный подход (А.Н. Леонтьев, С.Л. Рубинштейн).

«Согласно культурно-исторической теории, главная закономерность онтогенеза психики состоит в интеориризации ребенком структуры его внешней, соци - ально-символической (то есть совместной со взрослым и опосредованной знаками) деятельности. В итоге прежняя структура психических функций как “натуральных”, изменяется — опосреду - ется интериоризованными знаками, пси-

38

хические функции становятся культурными. Внешне это проявляется в том, что они приобретают осознанность и произвольность» [14, с. 182].

Следовательно, культурные знаки гендера, будучи предложены взрослым-посредником, интериоризируются, опосредуя психические функции, и осознанно и произвольно воспроизводятся в дальнейшем во внешней социальной деятельности. Таким образом, интерио- ризация культурных знаков гендера оптимально вписывается в две ключевые функции гендерной социализации — функции усвоения и воспроизводства гендерной культуры общества.

Третья функция гендерной социализации — трансформация гендерной культуры — может быть описана и исследована с опорой на субъектно-деятельностный подход, разработанный последователями С.Л. Рубинштейна — А.В. Брушлинским, К.А. Абульхановой и др. Согласно субъектно-деятельностному подходу, построение индивидом картины мира не столько субъективный, сколько чрезвычайно подвижный «субъектный» процесс: «картина мира», цен - ности, смыслы индивида непрерывно со - здаются в постоянном взаимодействии человека и общества [6].

На основании культурно-исторической теории и деятельностного подхода возможно пошагово и подробно описать не только процесс и итоги гендерной, но и любой другой социализации — этнической, профессиональной и т. п. Однако подобные задачи в отношении социально-психологического феномена «ген - дер» до настоящего времени не стави - лись.

Это, конечно, не означает, что отсутствуют исследования, близкие к гендерным по своим выводам. Так, В.С. Агеев, придерживающийся деятельностного подхода в изучении межгрупповых отношений, описывает некоторые социально-психологические феномены, характерные для женщин, а также для низко­статусных членов групп, опосредованно указывая на низкий социальный статус женской группы в социуме, однако никаких теоретически-революционных выводов в исследовании не делает и, если так можно выразиться, гендерные исследования в российской социальной психологии «не открывает» [1].

Гендер остается как бы невидимым для большинства российских социальных психологов, что не позволяет добиться исчерпывающих результатов в их исследованиях. Например, при анализе внутригруппового структурирования, активно изучаемого на основе идей А.В. Петровского, на наш взгляд, неправомерно игнорировать гендерный подход, поскольку в процессе гендерной социализации мальчиков и девочек социум ориентирует их на разные позиции в социальных иерархиях, тренирует у них разные коммуникативные навыки, поло - жительно подкрепляет выполнение раз - ных социальных функций. И эта «тренировка», а нередко и принуждение, давле - ние приносят желаемые результаты: к окончанию подросткового возраста большинство подростков принимают правила гендерной системы социума [23]. Так, согласно традиционным нормам, мужчин при конструировании групповой структуры ориентируют на создание иерархических сообществ, а женщин — на сетевую структуру [5]. В итоге традиционные мужские сообще - ства, мужские группы оказываются ины - ми, нежели женские, но не в силу гормо - нов и «биологии» (хотя и данные аспекты в некоторых случаях обсуждаются гендерными исследователями), а в результате социального тренинга [11].

Также заслуживают внимания социальных психологов гендерные «девиа - ции», социальное экспериментирование со стороны представителей как мужской, так и женской гендерных групп (речь идет не о смене пола, а о разрушении гендерных стереотипов, о попытках изменить «гендерные правила» и т. п).

Вообще, практическая социальная психология крайне нуждается в научно обоснованных и детализированных исследованиях, которые показали бы, как устроена российская гендерная система, как работает современная российская гендерная социализация, к каким результатам приводит, что в ней отличного от традиционной гендерной социализации, о которой мы знаем по зарубежным учебникам.

Можно предположить, что при наличии методологических и теоретических ресурсов советская психология не развивала гендерные исследования, так как находилась под давлением идеологии (в СССР не было ни секса, ни социаль - ного или гендерного неравенства), а решенный «женский вопрос», по Ф. Эн - гельсу, рассматривался как частный слу - чай угнетения пролетариата, лишенного при капитализме собственности на сред - ства производства [27]. «Перестройка» и последующие 90-е гг. XX в. вместе с тер - мином «гендер» принесли некоторую не - разбериху в «гендерные исследования» постсоветской психологии, а именно би - ологизацию социального (полоролевой подход) или фантастические конструк - ции (например, андрогинную личность), благодаря которым гендерные социоло -

ги и гендерные философы маркировали используемый российскими психологами подход как «псевдогендерный» [7].

Методологические и методические проблемы изучения «гендера»

Известно, что обучение, в том числе и обучение психологов-исследователей, строится на основе усвоения определенных аксиом, правил и норм. Согласно одной из аксиом, научная парадигма предполагает единую логику, алгоритм развития научной идеи, включая закон, теорию, их практическое применение, метод, обору - дование и пр., следовательно, в научном действии, научном проекте теория и методики сбора эмпирических данных должны быть согласованными [9]. Также «методологическая стройность» исследования обусловлена соответствием трех методологических уровней производства «научного продукта»: общефилософского, общенаучного и конкретно-научного [17].

На общефилософском уровне гендер­ные исследования базируются на традициях постмодернистского направления (социальный конструктивизм), феноменологии, герменевтики, экзистенциальной философии [7], т. е. на общенаучном уровне они тяготеют к гуманитарной парадигме, требуя от психологических концепций, представляющих конкрет - но-научный уровень, учета данной методологической базы: соблюдения правил, характерных для феноменологического, герменевтического или «постмодернист - ского толкования», а также гуманитар - ной парадигмы.

Ключевая методика, на основе кото - рой в настоящее время российские пси - хологи изучают «гендер» — опросник «психологической андрогинии» С. Бем. Следует отметить, что данный опросный инструмент (и теория С. Бем, на базе которой он был создан) играл важную роль «перелома» в понимании «мужского» и «женского» в психологии. Так, в 30— 60-х гг. XX в. психологами были созданы несколько специальных шкал для измерения «маскулинности — фемининнос­ти» (например, шкала «маскулиннос­ти-фемининности» опросника ММИ, шкала «маскулинности» Дж. Гилфорда, шкала «феминности — маскулинности» Р. Кеттела и др.). Предполагалось, что в пределах некоторой нормы индивиды могут различаться по степени выраженности у них «маскулинных» и «феми­нинных» качеств, но сами качества представлялись альтернативными, взаимоисключающими (высокая маскулинность должна коррелировать с низкой феми­нинностью и т. д.), причем для мужчины нормативна высокая маскулинность, а для женщины — высокая феминин­ность [12].

В опроснике С. Бем жесткий нормативизм уступил место идее континуума маскулинно-фемининных свойств [29]. В соответствии с предположением о «психологической андрогинии» (воз - можном сосуществовании «мужских» и «женских» психологических черт у од - ной личности) опросник С. Бем состоял из пары двуполюсных конструктов (фе - мининное / маскулинное) и делил все поле полученных значений на четыре группы: андрогинные индивиды, феми­нинные, маскулинные и недифференци­рованные.

Появление в психологическом лексиконе понятия «психологическая андро­гиния», на первый взгляд, давало возможность рассматривать конкретную

личность как бы вне полоролевых норм. Тем не менее реальные научные изыскания, использующие идеи и опросник С. Бем о психологической андрогинии, на уровне интерпретаций по-прежнему воспроизводили условную социальную норму (для женщин желательно и «нормально» — феминное, а для мужчин — маскулинное), возрождая в интерпретациях результатов жесткие, консервативные гендерные стереотипы, игнорировали вариативный культурный контекст, что совершенно недопустимо, учитывая традиции «гуманитарной парадигмы» гендерных исследований.

Признаки разочарования в концепции «психологической андрогинии» со стороны отечественных психологов можно обнаружить при анализе особенностей построения программы научного исследования (см., например, исследование В.В. Знакова о макиавеллизме у мужчин и женщин) [10]. Однако С. Бем еще в конце XX в. отказалась от концепции «психологической андроги­нии», признав ее несостоятельность [4]. В новой теории «гендерных линз» С. Бем подвергла критике идею припи - сывать человеческим качествам и пове - дению маркеры «мужского» и «женско - го», убедительно доказав, что представ - ления о мужчинах и женщинах, укоре - нившиеся в культуре и социальных ин - ститутах, трансформируются в пред - ставления индивида и «саму его психо - логию». Анализируя механизмы, по - средством которых формируется систе - ма познания на основе пола, С. Бем показала, как искусственно приписывают - ся половые признаки огромному коли - честву явлений (так, смелость и власть приписываются мужчинам, а робость и пассивность — женщинам).

Теоретические поиски тем не менее не снимают с повестки дня проблему адекватного психодиагностического инструмента для проведения гендерных исследований: отказавшись от опросника «психологической андрогинии» С. Бем, необходимо искать новый, более эффективный инструмент изучения ген­дерных отношений.

Без специального гендерно-ориентированного психодиагностического инструмента возможно, например, изучать изменения в личностном развитии, которые происходят в процессе гендерной социализации, интерпретируя возрастные изменения субъектов развития как результат интериоризации и интерпретации содержания «гендерной культуры» общества, в котором происходит взросление (на основе культурно-исторической теории или деятельностного подхода). Однако необходимо в принципе артикулировать проблему и обсуждать, насколько целесообразно использование стандартизированных опросников для концепций и теорий, изначально методологически ориентированных на гуманитарную парадигму, следовательно, преимущественно на качественные, а не количественные методы в социаль - ных науках [18; 26].

«Конкуренция» между качественными и количественными методами снима - ется, если обратиться к позиции К. Ле - вина, представленной в его размышле - ниях об аристотелевском и галилеев - ском способах мышления в современной психологии. Галилеевское мышление стирает жесткую границу между количе - ственным подходом, ориентированным на частоту встречаемости, среднее и норму, и качественным — ориентированным на уникальное, особенное [15]. При этом

ряд «старых» опросников, построенных по стандартам аристотелевского мышления (в том числе и опросник «психологической андрогинии» С. Бем), оказываются отвергнутыми, поскольку не соответствуют ключевым принципам галиле­евского мышления: никаких ценностных концепций и дихотомий, валидность всех законов без исключения. «Новые» опросники, таким образом, должны постоянно создаваться под новые теоретические концепции, постоянно проходя проверку и обновление.

В ситуации с гендерными исследованиями в социальной психологии необходимо учитывать, что кроме социологии, конкретизирующей понятие «гендерная система общества», гендерная психология также граничит с социальной антропологией, определяющей понятие «ген - дерная культура». Создавая опросный инструмент, психологи не могут игнорировать тот факт, что гендерная идентичность конструируется субъектом развития в процессе гендерной социализации на основании культурного материала своего общества, соответствующего культурно-исторической ситуации: из - меняющаяся экономическая, социаль - ная, политическая жизнь общества как трансформирует гендерную культуру социума, так и изменяет стандарты раз - вития гендерной идентичности мужчин и женщин.

Таким образом, исследователям, ори - ентированным на количественные мето - ды исследования, нужны опросники но - вого типа, позволяющие уловить изменя - ющиеся ориентиры в построении гендер - ной идентичности, не противоречащие как современности, так и ключевым ме - тодологическим позициям философско - го основания гендерных исследований.

В настоящее время существуют еди - ничные попытки создать обновленный инструментарий, соответствующий требованиям социально-конструктивистского понимания гендера [22]. Возрастающий интерес российских психологов к качественному подходу, феноменологии и социальному конструктивизму, возможно, будет способствовать существенному обновлению психодиагностического аппарата в целом [16], а также созданию новых психодиагностических инструментов изучения гендерных отношений, гендерной социализации, гендер­ной идентичности.

О социальной психологии гендерных исследований

Размышляя о социальной психологии гендерных исследований, важно подчеркнуть, что, как у нас в стране, так и за рубежом, большинство ученых, продвигающих гендерную методологию и ген - дерные исследования, — женщины. С этой точки зрения развитие гендерных исследований в психологии обусловлено увеличением числа исследовательниц в рядах социальных психологов. Так, со - гласно статистике, за период с 1935 по 2007 г. 622 докторские диссертации по психологии были защищены мужчинами (61,1 %) и 428 диссертаций — женщина - ми (38,9 %), при этом именно последнее десятилетие выровняло ситуацию: число «защитившихся» мужчин и женщин ста - ло примерно одинаковым [2].

В 1990-е годы, в период радикальных социально-экономических трансформа - ций в России, мужчины-исследователи уходили из обнищавших научно-иссле - довательских институтов и университет­

ских кафедр в бизнес, чтобы поддержать «мужской статус», определяемый, как показывают исследования «мужской культуры», экономическими ресурсами. Освободившееся социальное пространство науки было занято амбициозными, образованными и талантливыми женщинами-исследовательницами, которые во многом сохранили, а в чем-то и трансформировали традиционную проблематику исследований.

Можно предположить, что некоторые из исследовательниц в той или иной степени рефлексировали собственный опыт мягкой или жесткой гендерной дискриминации (как одного из базовых видов социальной дискриминации) [21], по - скольку в русле традиционной гендерной социализации женщина ориентирована, прежде всего, на домашнее хозяйство, а не на профессиональную карьеру и тем более научную деятельность, поэтому неизбежное столкновение собственных предпочтений и гендерных стереотипов требовало объяснений. Таким образом, в определенном смысле гендерные исследования оказались удобным пространством решения «личностных задач».

Однако только рефлексия дискрими - национного и, возможно, депривацион­ного опыта не позволила исследовательницам критично отнестись к тому психодиагностическому инструменту, кото - рый в 90-е годы оказался доступным российской психологии (в первую оче - редь, методика С. Бем, направленная на изучение «психологической андроги - нии»). На кафедрах социальной психологии социологические дисциплины, в рамках которых изучаются проблемы со - циальной стратификации, социального неравенства и т. п., преподавались в усеченном виде, а научные дискуссии о релевантности психодиагностического инструментария, о необходимости обновления и создания новых методик в социальной психологии не нашли широкой аудитории, поэтому исследовательницы гендера использовали имеющиеся под рукой устаревшие методики, а гендер­ные исследования в российской психологии начали свое развитие в форме «псевдогендерных исследований».

Исследователи-мужчины продвигают гендерные исследования, в первую очередь, в варианте квир-исследований [8], в качестве «пробы», эксперимента в контексте апробации новых теоретических подходов [10], изучения больших групп [19]. Однако множество важнейших во - просов современной жизни, которые становятся очевидными, «услышанными» благодаря именно гендерной методоло - гии, оказывается без ответа.

Является ли «женское лидерство» вариантом «материнского сценария»? Как структурированы и функционируют малые группы, состоящие из гендерных подгрупп? Каково психологическое самочувствие членов сложноструктуриро­ванных групп? Какой вид социальной дискриминации (например, гендерной или этнической) в современном общест - ве или в конкретных социальных сооб - ществах (например, в молодежных груп - пах) наиболее часто воспроизводим и разрушителен для психологического здоровья личности? Как противостоять столкновению требований общественных и межличностных отношений (речь может идти, например, о влюбленности в гендерно-нестереотипного партнера)? Как сохранить свою уникальность, подчиняясь требованиям социума в принудительном «формировании» гендерной идентичности?

Вопросов может быть множество, как и исследований, выполненных на основе гендерного подхода. В целом, исследуя социокультурные различия между группами мужчин и женщин, принципиальные различия в содержании социализации этих групп, можно утверждать, что сама коммуникация между мужчинами и женщинами, по сути, есть межкультурное взаимодействие, требующее внимания со стороны социальных психологов [31].

Ограниченность психодиагностического инструментария не может надолго остановить социальных психологов в постижении гендерных про - блем, поскольку планирование новых исследовательских стратегий, создание новых методик хоть и требует времени, тем не менее эти задачи очевидно решаемы заинтересованными и квалифицированными исследователями.