К вопросу об обязательном назначении комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы дееспособности: аргументы «за»

Статья обращается к вопросу о процедуре назначения судебной экспертизы в Гражданском процессуальном кодексе Российской Федерации при рассмотрении гражданских дел о лишении либо ограничении дееспособности вследствие психического расстройства. В статье критически разбираются возражения против введения нормы об обязательной комплексной психолого-психиатрической экспертизе по этой категории дел. Указывается на взаимосвязь такой нормы с предшествующими изменениями законодательства. Изменение в порядке назначения экспертизы логически вытекает из потребности учитывать в соответствии с законом способности гражданина к принятию решений и социальному взаимодействию. В настоящее время комплексная психолого-психиатрическая экспертиза по этой категории дел назначается слишком редко, что приводит к тому, что существенные для дела обстоятельства остаются невыясненными судами. Организационно-технические препятствия, которые выдвигаются в качестве основных доводов против обсуждаемой нормы, сами по себе не могут блокировать назревшие изменения законодательства. Приводимые оппонентами статистические данные относятся к другим категориям дел и не могут служить основанием для выводов по обсуждаемой проблеме.

В первом номере журнала «Психология и право» за 2015 г. вышла статья «К вопросу об обязательном назначении комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы ограниченной дееспособности» [7].

Авторы (психолог и юрист), научные сотрудники ФГБУ «Федеральный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии Минздрава РФ» (в прошлом – ФГБУ ГНЦССП имени В.П. Сербского), критикуют предложение о включении в Гражданский процессуальный кодекс РФ нормы об обязательном производстве комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы по делам об ограничении дееспособности гражданина или о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства. Основные аргументы критиков сводятся к организационным усложнениям при переходе от однородной экспертизы к комплексной, дефициту психологов и увеличению финансовых затрат, связанных с ликвидацией такого дефицита.

Следовало ожидать, что введение в законодательство нового для нашего правового порядка института ограниченной дееспособности вследствие психического расстройства, как и реформирование давно сложившегося института недееспособности, вызовут дискуссии, столкновения мнений и поставят множество вопросов перед законодателем и правоприменителем, которые окончательно могут быть разрешены и сняты лишь по мере накопления и обобщения судебной и экспертной практики. В этой связи можно только приветствовать обращение представителей профессионального сообщества к этим вопросам.

Однако, на наш взгляд, приводимые авторами статьи аргументы являются во многом несостоятельными и неубедительными, местами же – не вполне корректными.

1. Прежде всего, авторы пытаются представить дело таким образом, что введение обязательной КСППЭ – это некая произвольная новелла разработчиков. При этом ими не учитывается следующее ключевое обстоятельство. Законодатель, внеся в Гражданский кодекс изменения, которые уже вступили в силу, изменил предмет доказывания как по делам об ограничении дееспособности, так и по делам о признании недееспособным (в частности, теперь перед судами встает вопрос о возможности выявления мнений и предпочтений недееспособного лица, а также о выявлении способности гражданина с психическим расстройством руководить своими действиями при помощи других лиц – см. части 2, 3 ст. 29 ГК РФ в новой редакции). Таким образом, судам необходимо отвечать на такие вопросы, которые раньше перед судами в делах о признании граждан недееспособными не стояли, причем эти вопросы выходят за пределы сферы специальных познаний врача-психиатра, поскольку находятся не в сфере психического здоровья, а в сфере способностей к социальной коммуникации и принятию решений, которые, даже будучи поврежденными психическим расстройством, остаются предметом специальных познаний психолога. Таким образом, предлагаемые изменения – это логичное продолжение и развитие новаций, уже внесенных в законодательство.

2. Подавляюще большинство данных, которые приводят авторы, относятся к КСППЭ по другим категориям дел. Так, можно с уверенностью сказать, что 30% КСППЭ от всех СПЭ составляют экспертизы практически исключительно по уголовным делам, либо по гражданским делам, касающимся оспаривания сделок (в основном – завещаний). Что же касается дел о лишении граждан дееспособности, то судебные дела, где была бы назначена КСППЭ, а не однородная СПЭ, носят единичный и исключительных характер. В известных разработчикам делах СПЭ никогда не выходила за пределы чисто медицинских аспектов психического состояния подэкспертного. Авторы статьи не отрицают, в принципе, необходимости КСППЭ по некоторым делам о лишении (ограничении) дееспособности^[1], однако их тезис о том, что суды имеют возможность пользоваться КСППЭ и прибегают к этому инструменту в случае необходимости, практикой не подтверждается. Именно тотальное засилье однородных и сугубо «медицинских» экспертиз^[2] вызвало к жизни предлагаемое нововведение. На неоправданную редкость назначения КСППЭ в гражданских делах указывают^[3] также и представители экспертного сообщества.

3. Главное препятствие для введения нормы авторы статьи видят в нехватке медицинских психологов в СПЭУ. На взгляд разработчиков предлагаемой нормы, указанная проблема, если и существует, носит организационный, а не научный или принципиальный характер, а организационные и материально-технические трудности сами по себе не могут быть препятствием для совершенствования законодательства, поскольку любое изменение законодательства, вообще говоря, требует организационных мер. Такой же позиции mutatis mutandis придерживался и Конституционный Суд РФ по многим делам (например, при рассмотрении вопроса о судебной процедуре заключения под стражу [4], введении суда присяжных^[4] и др.). К тому же, сами авторы указывают, что существующие штатные должности медицинских психологов заполнены на 45–65%. Можно предположить, что это связано именно с недостаточной востребованностью медицинских психологов как экспертов, и острота проблемы во многом может быть снята просто заполнением штатной численности. К тому же можно ожидать, что новые для судебной и экспертной практики дела об ограничении дееспособности вследствие психического расстройства первые годы не будут носить массового характера и едва ли значительно повлияют на загруженность СПЭУ, что даст возможность экспертным органам плавно и постепенно перестроить свою деятельность. Следует отметить, что за три года, прошедшие с момента введения в Гражданский кодекс института ограниченной дееспособности вследствие психического расстройства, головными экспертными организациями не было предпринято серьезных и конструктивных шагов по разработке методических рекомендаций проведения и организации соответствующих СПЭ. В этой связи было бы неправильно откладывать внесение назревших изменений в законодательство до того момента, пока организационные трудности будут устранены по собственной инициативе экспертного сообщества.

Сам по себе рост востребованности психологов связан с введением в 2012 г. в Гражданский кодекс категории ограниченной дееспособности вследствие психического расстройства. Внесение необходимых изменений в ГПК предопределено этой новацией и носит по существу технический характер. Высказываемое в статье недовольство повышением роли психологов можно расценить как косвенное торпедирование решения Конституционного суда РФ, во исполнение которого в Гражданский кодекс и были введены указанные новации. Логичным было бы по мере накопления практики применения новеллы оценить и осуществить требуемые для ее реализации организационные мероприятия, а не занимать заранее пораженческую позицию.

4. Авторы указывают на нерешенность в настоящий момент проблемы разработки научных критериев экспертной оценки ограниченной дееспособности вследствие психического расстройства. Следует согласиться с авторами в том, что эта проблема чрезвычайно актуальна. При этом, с одной стороны, нет оснований сомневаться в наличии в Российской Федерации достаточно квалифицированных научных кадров для решения этой задачи (к которым можно отнести и одного из авторов обсуждаемой статьи); с другой стороны, в окончательном виде такие критерии могут и должны сформироваться именно на основе практики применения проектируемой нормы.

Остальные, менее принципиальные аргументы, также вызывают возражения.

5. С учетом того, что действующее законодательство в принципе предусматривает крайне ограниченное количество случаев назначения обязательной судебной экспертизы, на наш взгляд, нельзя говорить о «беспрецедентном» характере нормы и нарушении «общих принципов назначения судебных экспертиз». Каждый из предусмотренных законом случаев обязательного назначения судебной экспертизы по-своему уникален, а потому и нет общих их принципов.

6. Нельзя признать убедительным и довод о том, что в случае невозможности исследования экспертом-психологом личности гражданина ситуация становится безвыходной. В экспертной практике регулярно возникают ситуации, когда эксперт любой специальности оказывается неспособен дать ответы на поставленные перед ним вопросы, что ни в коем случае не становится непреодолимым препятствием для рассмотрения судебного дела. В этом случае дело разрешается судом, исходя из других обстоятельств. Если эксперт-психолог укажет, что психологическое исследование подэкспертного невозможно, то суд просто сделает из этого соответствующие выводы.

7. Нельзя согласиться с утверждением о том, что дополнительные (по сравнению с однородной экспертизой) исследования будут ненужным травмирующим фактором для подэкспертного. Безусловно, мучительный и унизительный для подэкспертного характер судебно-психиатрической экспертизы в России представляет, как показывает практика, отдельную проблему, однако прием психолога и психологическое тестирование входят в существующие стандарты^[5] оказания психиатрической помощи, и вопрос об их негативном влиянии на больных, насколько известно, никогда не поднимался.

8. Нет ясной логической связи в умозаключении о том, что введение обязательной КСППЭ в данном случае неизбежно повлечет за собой расширение назначения обязательной судебной экспертизы и по другим категориям дел, а также упразднение однородной судебно-психиатрической экспертизы. В действительности наличие обязательной судебной экспертизы по отдельным категориям гражданских и уголовных дел в течение многих десятилетий в общем не привело к ее распространению и на другие категории. С другой стороны, можно только приветствовать назначение экспертизы, в том числе и КСППЭ, там, где это может привести к установлению юридической истины. Кроме того, развивая тезис авторов о недопустимости ограничения суда и экспертов в определении вида и содержания экспертизы по конкретному делу, можно было бы предложить отменить обязательные экспертизы по определенным категориям дел вообще, оставив вопрос о назначении экспертизы на усмотрение сторон по делу и суда. Однако законодатель последовательно стоит на позиции сохранения в законе института обязательных экспертиз там, где публичный интерес превалирует над принципами состязательности сторон и независимости судов, т. е. там, где в деле участвует лицо особо уязвимое и не вполне способное отстаивать свои интересы в силу возраста или психического заболевания. Институт обязательных КСППЭ по обсуждаемой категории дел вполне отвечает этому принципу.

9. Неубедительным представляется и возражение против нововведений в принципе (обсуждаемому нововведению вменяется его «беспрецедентность» – не характерный для научного сообщества аргумент из серии «так никогда не делали»). Насколько известно, судебные психиатры по этой проблеме ни в печати, ни в рамках профессионального сообщества своего консолидированного мнения не выражали (в частности, ни один из авторов не является, собственно, психиатром-экспертом). Более того, как отмечают сами авторы, специфика развития этой сферы допускает сначала введение новых необходимых видов экспертиз в процессуальное законодательство (авторы приводят пример экспертиз, связанных с защитой ребенка) и затем, уже как следствие, их практическую разработку.

10. Как безосновательный и некорректный полемический прием следует расценить обвинение авторов обсуждаемого законопроекта в «антипсихиатрической» позиции^[6], с отдельным упоминанием РБОО «Центр лечебной педагогики». Ни представители Центра, входящие в состав группы разработчиков, ни рабочая группа в целом никогда не ставили под сомнение роль психиатров в рассмотрении данной категории дел, как и то, что первопричинами для лишения или ограничения дееспособности являются именно психические расстройства, требующие квалифицированной психиатрической помощи. Скорее, можно вернуть авторам статьи упрек в том, что они заведомо сомневаются в квалификации экспертов-психиатров, если предвидят неизбежные противоречия в выводах экспертов-психиатров и экспертов-психологов, которые, якобы, придется разрешать суду. Высказанный в начале и проходящий красной нитью через всю статью тезис, что введение КСППЭ при определении меры дееспособности гражданина «грубо нарушает профессиональную самостоятельность судебных психиатров», содержит признаки немотивированного страха, а также «комплекса монополиста»: ведь психологи тоже имеют право на «профессиональную самостоятельность». При этом (как верно подмечено в самой статье) именно в компетенцию психологов входит исследование способностей человека, в том числе юридически значимых – понимать значение своих действий и руководить ими: эти способности, согласно свидетельству самих авторов, «определяются через психологические категории». На взгляд разработчиков, выводы психологов и психиатров должны дополнять друг друга, давая суду многостороннюю оценку ситуации, что, собственно, и является целью любой комплексной судебной экспертизы.

На основании изложенного можно сказать, что статья в целом не указывает на какие-то непреодолимые, а тем более принципиальные препятствия для введения в действие предлагаемой новеллы, а также не содержит убедительных доводов против ее целесообразности.

[1] На необходимость участия психолога при формулировании экспертного вывода о дееспособности указывают многие авторы, см., например: «Преодоление нерезультативности экспертного исследования может осуществляться за счет преобразования однородной судебно-психиатрической экспертизы в комплексную судебную психолого-психиатрическую.» [1, с. 284]

[2] И порождаемые этим судебные ошибки по данной категории дел, которые становились даже и предметом рассмотрений в ЕСПЧ [3].

^[3] «Несмотря на то, что СПЭ в гражданском процессе достаточно сложные, вызывает удивление, что суды редко назначают комплексные СПЭ» [2, c. 31].

[4] Учет обстоятельств «организационного, материального и технического характера» не может «препятствовать законодателю… принять федеральный закон» [5, п. 5].

[5] См., например, Приказ Минздрава России от 24.12.2012 № 1400н и др.

[6] В настоящее время термин «антипсихиатрический» обычно используется в отношении представителей нетрадиционных деструктивных религиозных культов и «медицинских диссидентов» с экстремистскими реформаторскими идеями. Но даже в более традиционном назначении, как наименование конкретного направления западных научных школ, этот термин не может быть применен по отношению к Центру лечебной педагогики – как организации, уже более 25 лет оказывающей психолого-педагогическую и медико-социальную помощь детям и взрослым с нарушениями психического развития и их последствиями в сотрудничестве с психиатрами традиционной российской школы и имеющей медицинскую лицензию на оказание психиатрической помощи.

1. Корзун Д.Н. Методология судебно-психиатрической экспертизы в гражданском процессе: дис. … докт. мед. наук / ФГБУ «ГНЦССП имени В.П. Сербского». М., 2014. 309 с.
2. Мохонько А.Р., Муганцева Р.А. Основные показатели деятельности судебно-психиатрической экспертной службы Российской Федерации в 2012 году: аналитический обзор. Вып. 21. М.: ФГБУ «ГНЦССП имени В.П. Сербского» Минздрава России, 2013. 192 с.
3. Постановление Европейского Суда по правам человека от 27.03.2008 «Дело “Штукатуров (Shtukaturov) против Российской Федерации”» (жалоба N 44009/05).
4. Постановление Конституционного Суда РФ от 13.06.1996 г. № 14-П.
5. Постановление Конституционного Суда РФ от 02.02.1999 г. № 3-П.
6. Приказ Минздрава России от 24.12.2012 № 1400н.
7. Сафуанов Ф.С., Шишков С.Н. К вопросу об обязательном назначении комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы ограниченной дееспособности [Электронный ресурс] // Психология и право. 2015. № 1. URL: https://psyjournals.ru/psyandlaw/2015/n1/76144.shtml (дата обращения: 20.02.2016).