Профессору Ивану Ивичу – 90!
20 февраля 2025 года отмечает свое 90-летие выдающийся сербский психолог, наш друг профессор Иван Ивич, а с ним – его многочисленные коллеги, соратники, последователи, ученики, друзья во всем мире. Он не просто патриарх сербской психологии. Профессор Ивич – ее действующий лидер, находящийся в центре научных событий, которым остается он сам и его творчество.
К своему 80-летию он переиздал свою его книгу «Человек как animal symbolicum» (1978, 1981), дописав к ней целый, обширный по объему, раздел под названием «Новые открытия». Книга вышла в Белграде в 2015 году, а затем и на русском языке в Казани – в 2016 году. Мотивом подготовить новое сербское издание для автора стало предложение издать книгу на русском языке. «Человек как animal symbolicum» стала первой монографией сербского психолога, изданной в России. Презентация обоих изданий состоялась в Белграде в 2016 году. История имела В 2024 году книга опубликована на английском языке крупным международным издательством ‘Spinger’. В книге представлена панорама становления символической функции в онтогенезе от ее истоков до развитых форм с позиций культурно-исторической психологии и деятельностного подхода. Эта беспрецедентная попытка оказалась чрезвычайно эвристичной и продуктивной.
Инициатором перевода выступил около 45 лета назад А.В. Запорожец, чье 120-летие мы отмечаем в 2025 году. Лишь в 2010-х удалось реализовать его инициативу. Ивана Ивича десятилетия связывали сотрудничество и дружба с крупнейшими отечественными психологами – А.В. Запорожцем, Д.Б. Элькониным, В.В. Давыдовым, С.Л. Новоселовой и др. Эти традиции продолжаются. Профессор Ивич является постоянным автором журнала «Культурно-историческая психология».
От души поздравляя профессора Ивана Ивича с прекрасным юбилеем, надеемся на продолжение долгой и доброй истории наших контактов.
Редакция журнала «Культурно-историческая психология»
К поздравлениям присоединяется коллектив
Московского государственного психолого-педагогического университета
Фрагмент книги Ивана Ивича «Человек как animal symbolicum. Развитие символических способностей» (Казань: ЦСГО, РОКС, редакционно-издательский центр «Школа», 2016)
При определении семиотической природы описанных форм поведения возникает несколько вопросов. В первую очередь, в какой степени возникновение форм активности «как будто» (начальные формы символической игры), о которых мы можем знать с уверенностью, что они являются семиотическими формами поведения сопровождаются трансформацией (имея в виду прежде всего процессы децентрации и деконтекстуализации)? Ведь первые формы поведений «как будто» возникают очевидно на основании имитации (Пиаже с правом считал имитацию источником всех семиотических средств). Например, если ребенок совершает действие, которое при нем раньше совершал взрослый (предположительно, благодаря зеркальным нейронам) с помощью реально существующего предмета (например, ребенок сушит себе волосы феном для волос, который не включен, сопровождая это действие звукоподражанием: «Бррррр…»), то это представляет собой наглядный пример имитации. Но если ребенок «сушит» волосы кукле игрушечным феном — не является ли это уже активностью «как будто», символической игрой?
Чтобы провести черту между обобщающей имитацией и настоящих проявлений символической функции, необходимо сделать некоторые дополнительные уточнения — досконально описать ранние формы поведения и дать объяснение их природы.
Стоит особо выделить проблему первой симуляции (активности «как будто», притворства), которая возникает еще в первые месяцы первого года, когда ребенок использует в данных целях свое тело (например, когда притворяется, что спит), но при этом смех выдает его, что он имеет полное понятие об имажинарности таких поведений. Его сознание и акт симуляции, казалось бы, указывают, что речь идет o символической игре. Однако у данных симулятивных поведений не доказано различения знака и означаемого; кроме этого, такие формы поведения возникают рано, когда еще не сложились все условия для появления символической функции, так что вопрос о том, являются ли данные формы поведения поистине семиотическими, остается открытым.
Может показаться странным, но имеет полный смысл сформулировать вопрос о первых словах ребенка — являются ли они надежным показателем появления символической функции? Ведь языковые знаки по своей природе — настоящие арбитрарные семиотические знаки, характеризующиеся четким различением знака и означаемого, наличием референциальной функции и т. д.
Однако в среде, в которой ребенок с самого начала и регулярно находится под влиянием речи взрослых, первые слова возникают у него даже прежде первых указывающих жестов, которые, как мы уже выяснили, не относятся к семиотическим формам поведения. Здесь мы сталкиваемся с явлением, которое Выготский назвал «парадоксом онтогенеза»: в социально-развивающей среде некоторые формы поведений возникают до того, как ребенок достигает должной степени зрелости, то есть до того, как его общее когнитивное развитие создает предусловия для возникновения данных форм поведения. Именно к таким поведениям относится речь. Так, первые слова у ребенка возникают слишком рано, прежде чем в когнитивном развитии созданы соответствующие условия (такие, как понятие постоянного объекта), или прежде, чем ребенок и взрослый формируют достаточно ощутимую совместную реальность, которая может быть названа словами (например, в работах Инельдер [Inhelder et al 1971] имеются данные, что ребенок усваивает слова, относящиеся лишь к тем предметам, функцию которых от понял ранее в практических ситуациях). В связи с этим первые слова характеризуются рядом специфических особенностей. Такая ранняя форма речи в первой части настоящей книги названа нами предсемиотической речью. Во избежание повторений, ссылаемся на подраздел Первые формы семиотического поведения и его часть, посвященную возникновению первых слов).
Основная специфика первых слов заключается в том, что их точный денотат устанавливается с трудом: своими словами ребенок означает не только какой-либо объект или существо, но порой и свое эмоциональное состояние, которое вызвано наличием данного объекта/существа. В первых словах имеется лишь отношение между словами и тем, к чему они относятся (с конфузией, о которой мы упомянули), однако отношений между самими словами не существует, так как они чаще всего образованы за счет ассоциативной связи совокупности звуков с некоторым, не совсем отчетливым, объектом, существом или событием.
Слова в полном смысле имеют все характерные особенности семиотических знаков (o которых уже шла речь при рассмотрении символов в символической игре, имеющих характер семиотических поведений). Это происходит приблизительно к концу второго года жизни, когда завершается развитие сенсорно-моторного интеллекта, словарный запас стремительно увеличивается и в речи встречаются первые двухчленные конструкции. Такое стремительное расширение словаря у детей является безошибочным знаком появления референциальной или номинативной функции, при которой существует четкое различение знака и означаемого, a двухчленные конструкции свидетельствуют о начале функционирования семиотической системы, т. е. языковой системы в элементарном виде. Исключительно важно указать, что именно данный период формирования семантической структуры является существенной характеристикой словаря — период, в который, кроме отношений между словами и тем, к чему они относятся, развиваются и отношения между самими словами; т. е. характерен сам факт, что более серьезные изменения в словаре (например, возникновение категориальных слов) приводят к изменению значений других связанных слов (oб этом свидетельствуют работы Нельсона [K. Nelson-Nelson 1973; Nelson 2007], особенно последняя). Это еще один показатель того, что знаки семиотической природы появляются только в виде системы знаков.
Таким образом, первыми формами поведения, свидетельствующими о возникновении символической функции в онтогенезе, являются первые символы в символической игре и первые слова, которые основаны на референциальной (номинативной) функции и которые уже в самом начале являются частью семиотической системы (вспомним определение символической функции и критерии отличия семиотических явлений от несемиотических).
Такая вполне четкая и объективная констатация фактов о первых достоверно семиотических формах поведения в онтогенезе почти снимает с «повестки дня» научную проблему, исследуемую десятилетиями. Проблема заключается в том, существует ли и у высших животных (антропоидных обезьян) речь (либо голосовая, либо жестовая речь, либо использование образных символов) или, иными словами, существуют ли у них какие-нибудь формы семиотического поведения. Можно с уверенностью утверждать, что у данных животных существуют достаточно сложные системы коммуникации, включая произвольную жестовую коммуникацию. Однако же у них не наблюдается ни триадной коммуникации (которая, впрочем, еще не является формой семиотической коммуникации), ни иконических жестов, ни рудиментов символической игры, ни речи, которая превосходит уровень предсемиотической речи (ни один «словарь» антропоидов, развитый экспериментальным путем, не основан на номинативной функции и не характеризуется ни одной особенностью семиотического поведения).
Тем не менее подобные исследования на антропоидах и сегодня имеют смысл по двум причинам: а) они способствуют все более систематическому изучению характерных особенностей данных видов животных и б) в компаративных исследованиях развития детей и антропоидов проявляются многие специфические черты человеческого рода и устанавливаются теоретические требования определить способ измерения «семиотичности» поведения, что бросает серьезный интеллектуальный вызов ученым.
Однако, придерживаясь теории порога в развитии символической функции [Deacon 1997], можно сказать уверенно, что у антропоидов не существует символической функции.
С первыми безошибочными проявлениями символической функции в онтогенезе человека возникает существенный виток в развитии поведения и способностей человеческого существа, который дает ему большие преимущества (и который дал ему такие преимущества в эволюции, вследствие чего и возник), но и серьезные, новые риски.