Введение
Концепт «жизненный сценарий» (life scenario или life script) в последние пять десятилетий рассматривается различными зарубежными и отечественными авторами в качестве модели, демонстрирующей восприятие текущих жизненных ситуаций в связи со сложившимися в прошлом отношениями субъекта и событиями его жизни, а также модели развития различных копинг-стратегий и жизнестойкости. Такие институты социализации, как семья, образовательные системы и СМИ, формируют и поддерживают индивидуальные и культурные жизненные сценарии. В системе «личность – группа – общество» сценарии участвуют в конструировании жизненных позиций, социальной идентичности, систем ценностей и их передаче от поколения к поколению, в процессах усвоения и воспроизведения различных социальных норм. В условиях социальной нестабильности и эскалации межгрупповых конфликтов статус сценариев как диспозиционных предикторов субъективного восприятия и понимания самого себя и окружающих становится проблематичным в социальной психологии. Этим обусловлена актуальность их изучения.
Проблему нашего исследования составляют дискуссионные, несмотря на разработанность понятия «сценарий», взаимосвязи сценариев и проблемных ситуаций в субъективном восприятии. С одной стороны, принятие человеком важных решений в трудные, «переломные» жизненные периоды происходит сквозь «сценарную» призму. С другой стороны, сценарии, базирующиеся на установках и отношениях, сложившихся в прошлом, определяют интерпретации не кризисных и нестандартных, а повторяющихся, «типичных» ситуаций.
Цель нашего исследования заключалась в определении критериев различий зарубежных и российских концептуальных моделей, отражающих особенности индивидуальных и культурных жизненных сценариев. Предметом исследования выступили теоретические модели восприятия и понимания «типичных» и проблемных ситуаций посредством индивидуальных и культурных сценариев, представленных в биографических нарративах. Сформулирована гипотеза исследования о том, что теоретико-методологические подходы к концепту «сценарий» могут различаться атрибуцией стабильности-динамичности, а также соотношения индивидуальной специфичности и социальной обусловленности сценария. Задачи исследования заключались, во-первых, в том, чтобы сравнить концептуальные модели, в которых представлены особенности и функции индивидуальных и культурных жизненных сценариев; во-вторых, в том, чтобы рассмотреть некоторые примеры нарративного анализа жизненных сценариев в работах иных авторов. Применены следующие методы исследования: сравнительный структурно-функциональный анализ психологических подходов к концепту «сценарий»; интерпретация результатов эмпирических исследований сценариев.
Индивидуальные и культурные жизненные сценарии в «проспективе» и «ретроспективе»
Кинематографическое и театральное понимание сценария подразумевает наличие предварительного плана мероприятия или представления, в котором раскрыты ролевые характеристики персонажей-участников, описаны особенности их окружения и развития сюжета. Основные сцены, финал и итоги сценария сформулированы до начала постановки и действия.
В соответствии с этим определением феномен «сценарий» в психологии в 60-70-е гг. первоначально разрабатывался в русле психоаналитического подхода, предполагающего обращение к ранним периодам жизни личности. В сценарном анализе Э. Берна жизненные сценарии описываются как бессознательный «план», программа развития, которая закладывается в детстве под родительским влиянием и становится предиктором поведения субъекта в значимых жизненных ситуациях, влияет на его выбор в кризисные периоды [7]. Ребенок формирует сценарий как роли и соответствующее им поведение, первоначально адекватные сложившейся ситуации, с целью выживания в социуме, прежде всего, в семье. Детские иллюзии, родительские директивы (запреты и предписания, «послания») и любимые сказки составляют базис сценария. Его общее содержание заключено в ограниченном наборе сюжетов, «кульминационные точки» которых раскрываются в различные возрастные периоды. В силу родительского «программирования» субъект неосознанно приписывает качества «отрицательных» и «положительных» персонажей самому себе и другим реальным и воображаемым партнерам по общению в прошлом, настоящем и будущем, интерпретирует происходящее в собственной жизни, формирует жизненные позиции, представления о будущих жизненных ситуациях и достижениях, супружеских отношениях сквозь призму сценарных поворотов. К. Штайнер, последователь Э. Берна, в 70-80-е гг. полагал, что сценарий обусловливает принятие черт образа мифического героя как «идеального Я», и отмечал, что программы, воплощаемые в сценарных директивах, наделяют смыслом жизненный путь человека, опосредуют систему отношений, склонности к обучению определенным видам деятельности и их реализации [39]. В фокусе внимания психоаналитически ориентированных исследователей находятся в основном неадаптивные сценарии [1; 27; 35]. В русле трансгенерационного подхода (А. Шутценбергер), также имеющего психоаналитическую направленность, сценарий рассматривается как усвоение и повторение не столько родительских «посланий», сколько моделей поведения значимых других (ныне живущих и покойных родственников разных поколений), с которыми субъект себя идентифицирует, в соответствующих ситуациях и стремление воспроизвести аналогичные ситуации [40]. Феномен «сценарий» воплощает способность личности к неосознанному «самопрограммированию».
В центре парадигмы преобразования, развиваемой с 90-х гг. XX в. в отечественной психологии, находится субъект как активный деятель и творец собственной жизни и самого себя. Российским исследователям присущи иные взгляды на сценарий как на структурирование и планирование собственной жизни, подчиненное сознательной регуляции. Понятие «культурный жизненный сценарий» разрабатывается в рамках социокультурного подхода к автобиографической памяти, предложенного в последние два десятилетия (Д. Бернтсен) [41]. Это типизированные когнитивные схемы, внешние «образцы» структурной организации жизненного пути, усвоенные человеком как представителем данной социальной группы, сходные с «расписанием», наполняющим значимыми событиями определенные периоды жизни. Сценарий для субъекта является формой и результатом интерпретации социального взаимодействия. По мнению В.В. Нурковой, культурные жизненные сценарии воплощаются в биографиях отдельных людей символически и вариативно; субъекту нужно приложить когнитивные усилия, чтобы их проинтерпретировать и «присвоить». Человек, интегрируя фрагменты различных культурных жизненных сценариев, воплощает их в индивидуальном жизненном сценарии скорее интуитивно [25]. Н.В. Гришина рассматривает культурный жизненный сценарий как «культурно разделяемые представления относительно порядка и времени жизненных событий в прототипическом жизненном цикле» [11, с. 3-4]. Автор выделяет «нормативный жизненный сценарий (как совокупность неких обязательных событий, отвечающих представлениям своего времени), индивидуальный жизненный сценарий (содержащий как нормативные компоненты, так и индивидуальные жизненные события, составляющие биографию конкретного человека) и личную историю (как самоописание)» [11, с. 5]. С.Н. Костромина, Н.В. Гришина и коллеги акцентируют внимание на том, что жизненные сценарии обусловлены также межпоколенной трансмиссией представлений, ценностей и установок [16]. Культурные жизненные сценарии варьируют у представителей разных поколений как больших социальных групп. Так, В.И. Пищик рассматривает поколенческий жизненный сценарий как «образ жизненного пути, который задан изначально для группы определенного поколения» [29, с. 503] и обусловливает жизненные выборы и их решения ее членами. А.Р. Алюшева выдвинула предположение о том, что в рамках одной и той же большой социальной группы функционирует несколько различных культурных сценариев [2]. Субъект осуществляет выбор «подходящего» сценария для построения его личной истории. По мнению В. Вэньцзя, культурный жизненный сценарий делает поведение человека предсказуемым и понятным для окружающих [10]. А.Р. Алюшева отмечает, что воспоминания в автобиографической памяти организуются посредством культурных предписаний и шаблонов, т.е. «ретроспективно» [2].
Сценарии как когнитивные схемы: сценарные ситуации и сценарные установки
В русле когнитивно-лингвистического подхода когнитивный сценарий рассматривается в качестве одной из когнитивных структур, т.е. способов и средств организации переработки, хранения, кодирования и передачи информации, знания. Это ментальные схемы «типичных» ситуаций общения и жизнедеятельности человека в сознании субъекта, которые помогают прогнозировать и организовывать взаимодействие с другими людьми и связаны с определенными речевыми выражениями, языковыми формами. Когнитивные лингвисты полагают, что феномен «сценарий» отражает взаимосвязи событий, повторяющихся в обыденной коммуникации, и стереотипизированных последовательностей действий (скриптов). С точки зрения Л.П. Мурашовой, в скрипте заключается порядок процедур, которые выполняются в данных социальных ситуациях [24]. В.М. Савицкий отмечает, что «культурные сценарии, лежащие в основе семантических полей языка, моделируют структуру типовых ситуаций, которые в совокупности составляют неотъемлемую часть культуры» [32, с. 173]. Автор акцентирует внимание на том, что культурные сценарии, включающие наборы «типовых» ситуаций, описываются посредством динамических фреймов: «С помощью динамических фреймов описывается структура развертывающихся во времени ситуаций. Динамический фрейм имеет в своем составе актанты, которые соответствуют одушевленным и неодушевленным участникам ситуации, и сирконстанты, т.е. параметры ситуации, в своей совокупности образующие локус… который зовется также хронотопом» [32, с. 174]. По мнению О.Е. Артемовой и Н.А. Илюхиной, сценарии, являясь динамическими фреймами, всегда подразумевают временные и каузальные связи между отдельными событиями и действиями как их элементами [4; 14]. В сценариях фиксированы ожидания человека относительно развития тех или иных ситуаций общения. Так, И. Шалина на примере ситуации застолья показывает, как последовательность этапов обыденного («типичного») коммуникативного события определяется культурным сценарием [38]. Он представляет собой своеобразный набор «предписаний» по проведению этого мероприятия, его «план», основанный на социальных ожиданиях и нормах, специфичных для данной культуры и усвоенных субъектами. Сценарии, обеспечивая воспроизведение «сцен», или стереотипных ситуаций повседневного общения, включают последовательности их этапов, разворачивающиеся во времени и пространстве. Эти последовательности отражены в «ячейках» в сценарной структуре (т.н. слотах), которые подразумевают изменчивые элементы данных ситуаций, обусловленные конкретным социокультурным контекстом: факторы, роли, очередность. По мнению Т.В. Андрияновой, жизненные сценарии включают репертуары различных эпизодов (т.е. образов социальных ситуаций), которые субъект согласовывает с его «Я-концепцией» и привычными поведенческими стратегиями, приписывая их самому себе [3]. Ю.М. Кузнецова, М.И. Суворова и Н.В. Чудова уточняют, что сценарий – «это существующее в социуме представление о правильном ходе событий в некоторой стандартной ситуации. …По своему происхождению сценарии – это зафиксированные с помощью системы знаков (естественного языка, жестов, движений символических объектов) совместные действия группы людей, направленные на удовлетворение потребностей, которые в одиночку никем из этой группы удовлетворены быть не могут» [18, с. 71].
Сценарии реализуют функцию познания социального мира. В них отражаются представления о характеристиках и причинах проблемных ситуаций в разных сферах. Сценарии в качестве когнитивных моделей влияют на ролевой выбор и поступки субъектов в повседневном взаимодействии [22; 23]. В разные временные периоды сквозь сценарные «призмы» сходным образом реализуется фиксация и отбор происходящего в социальном окружении, а также проявляются поведенческие стратегии. Таким образом, субъект акцентирует на них внимание, а сценарные установки «самоподтверждаются». Формирование и реализация сценария как «программы» жизненного пути, основанной на интерпретации социальных ожиданий, культурных «прототипов» и индивидуального опыта, определяется целостными ценностно-смысловыми и установочными системами субъекта. Их интегратором и общим регулятором поведенческих стратегий выступает «образ мира». В.А. Склейнис рассматривает жизненный сценарий в качестве составляющей «ядерного» слоя «образа мира», т.н. амодальных структур (интегрированных глубинных бессознательных установок, управляющих поведением человека). С точки зрения автора, жизненный сценарий, наделяя смыслом происходящее в окружении субъекта, «связывает» «ядерный» и «семантический» слои «образа мира». По мнению С.П. Лукьяновой и В.А. Склейниса, особенности оценивания субъектом собственных личностных свойств, образа жизни и структурирования времени являются семантическими структурами, в которых проявляется жизненный сценарий [21; 33].
Феноменология жизненных сценариев: взаимосвязи сценариев и отношений личности
В российских исследованиях, посвященных взаимосвязям феномена «сценарий» и системы отношений субъекта к себе и с другими людьми, рассматривается обусловленность сценариев одновременно и «программированием» в раннем возрасте, и осознанным выбором взрослой личности. Сценарий, оставаясь устойчивым на протяжении длительных жизненных периодов, тем не менее приобретает относительную изменчивость, поскольку система отношений, представляя собой основу адаптивности и жизнестойкости личности, не является абсолютно стабильной и согласованной. Так, М.А. Иванова продемонстрировала взаимосвязи адаптивных возможностей и жизнестойкости подростков с их жизненными сценариями [13]. М.Е. Литвак, избегая употребления термина «сценарий», разработал модель социогенов (адаптивных и малоадаптивных личностных комплексов) как разных систем отношений, состоящих из четырех позиций: отношений к себе, к другим людям и к труду, – которые оцениваются по параметрам «благополучие-неблагополучие», «стабильность-нестабильность» [20]. С точки зрения О.Н. Белоглазовой, жизненный сценарий, включая предпосылки принятия решений, становится предиктором системы отношений личности [6]. Ю.А. Костылева и В.П. Серкин сформулировали феноменологическую модель «сценария отложенной жизни» у линейных менеджеров. Авторы уточняют, что «ядром такого сценария является осознаваемое или неосознаваемое предположение “северянина” о том, что сейчас он еще не живет настоящей жизнью, а только создает для нее условия. “Настоящая жизнь” начнется после того, когда он окажется в благоприятных для себя условиях (стандартный “северный набор счастья” конца 1990-х гг.: квартира, дача, машина, гараж) для переезда в регион с более благоприятными климатическими условиями и более развитой инфраструктурой» [17, с. 202-203]. Авторы применили полуструктурированное интервью с последующим категориальным анализом его результатов, проинтерпретировав их в русле подхода «обоснованной теории». Ю.А. Костылева и В.П. Серкин, выполнив феноменологический анализ данных по А. Джорджи (A. Giorgi) [42], создали феноменологическую модель «сценария отложенной жизни» у линейных менеджеров, включающую наличие мечты, различное отношение к настоящему и будущему жизненным периодам, особенности «контакта» с собственными желаниями и потребностями, восприятие собственного образа жизни как «нормального». В.Г. Тылец, Т.М. Краснянская и И.В. Иохвидов определили сценарии повседневного конфликтного взаимодействия, проанализировав описанные респондентами типичные ситуации конфликтного взаимодействия, собственные поступки, действия оппонента и их причины. По мнению авторов, сценарий конфликтного взаимодействия включает рефлексию собственной стратегии конфликтного взаимодействия и уровня личной безопасности [37]. А.А. Богославская и Е.В. Зиновьева проанализировали жизненные цели как основополагающие конструкты жизненных сценариев респонденток-феминисток и респонденток, не относящихся к феминисткам [8]. И.В. Лисовская применила исследовательскую стратегию кейс-стади к анализу сценариев ресоциализации и реинтеграции «трудных» подростков [19]. Автор понимает под сценариями общность ситуативных поведенческих моделей и последовательности действий субъекта, обусловленную конкретными средовыми и культурными контекстами. Данная исследовательская стратегия позволила автору реконструировать феноменологическое содержание определенных подростковых сценариев, реализуемых в социально-поддерживающих организациях. Кризисные ситуации, жизненные решения и личностные комплексы имеют событийный состав, обусловлены значимыми жизненными событиями. Р.А. Ахмеров рассматривает ценностную систему, формируемую под влиянием значимых людей, членов «со-бытийной» группы, в качестве ключевого фактора формирования жизненных сценариев, как индивидуальных, так и семейных, определяющего отбор и фиксацию жизненных событий [5]. Межпоколенная трансмиссия жизненных сценариев опосредствована идентификацией членов семьи с определенными родственниками как носителями основных родовых ценностей. Автор предложил процедуры интерпоколенной и транспоколенной каузометрии для проведения эмпирических исследований жизненных сценариев. Посредством данных процедур выявляется согласованность отбора и фиксации жизненных событий у разных членов семьи.
Нарративный анализ индивидуальных жизненных сценариев
Индивидуальный опыт переживания различных биографических событий и ситуаций, сценарных и внесценарных, выражается и конструируется в форме рассказов, т.е. нарративов. Дж. Брунер, один из основоположников нарративной психологии, применял конструктивистский подход к нарративам, рассматривая их в качестве формы мышления, способа создания окружающего мира, интерпретации и реинтерпретации индивидуального опыта [9]. По мнению ученого, нарративы не отражают жизненный путь человека, а «создают жизнь», конструируя «Я» самого рассказчика. Нарративы – это результат когнитивных операций, активного рационализирования, обусловленный лингвистически, зависимый от культурных моделей, социальных стереотипов и клише в данный исторический период. Нарративы, структурируя индивидуальный опыт, наделяют целями и осмысляют прожитое время жизни. Таким образом, по мнению Дж. Брунера, нарративы выражают представления человека о его «возможных» жизнях.
В течение четырех последних десятилетий сформировались психологические традиции нарративного анализа, которые обширно освещены в зарубежной и отечественной литературе, поэтому приведем примеры лишь некоторых российских исследований. Ю.М. Кузнецова, М.И. Суворова и Н.В. Чудова полагают, что сценарий и нарратив в качестве последовательностей взаимосвязанных событий объединены общими элементами, описанными еще Дж. Брунером: «агентами» (участниками), «окружением» (пространственно-временными обстоятельствами), целями, «действиями» (поведенческими стратегиями участников), «инструментами» (средствами, способами самопрезентации участников и решения ими жизненных задач) и «проблемами» (ключевыми проблемными ситуациями), но различаются нормативной/личностной активностью субъектов, их реализующих [18]. Ю.Е. Зайцева и Ю.В. Горюнова предлагают полинарративный подход к изучению рассказов респондентов о себе [12]. В качестве единиц анализа личных историй, продуцируемых в повседневном общении «ad hoc», авторы, обращаясь к зарубежным дискурсивно-психологическим концепциям, описывают валюации, рефлексивные перспективы и дискурсивные позиции, согласующие данный коммуникативный контекст с разными «Я-позициями» рассказчика, имплицитно ему присущими и актуализируемыми в данный момент времени. Авторы используют понятие «валюации» вместо привычных терминов «ценности» и «смыслы», подчеркивающее аффективный посыл, эмоциональную окраску содержания нарратива. А.В. Сокол под сценарием понимает социально-когнитивные схемы и аттитюды, «предписывающие» их носителям определенные правила взаимодействия в какой-либо сфере [34]. С точки зрения автора, гендерный сценарий состоит из следующих компонентов: понимания и описания субъектами опыта первой «романтической» любви, его эмоциональной оценки и рефлексии его значения в контексте дальнейшего формирования установок и представлений. А.В. Сокол рассматривает нарратив как одну из форм устного дискурса. Автор, построив типологию гендерных сценариев первой «романтической» любви посредством анализа данных нарративного интервью, приходит к выводам о том, что «культурный образец романтической любви действительно размыт и противоречив. Присутствует как идеализация любви, страданий, так и рационализация опыта. Поэтому важно понимать, что происходит именно на уровне сценариев – усвоенных схем поведения, которые совмещают в себе и транслируемые культурные модели, и реконструируемый опыт» [34, с. 86]. А.В. Сокол отмечает, что «через субъективный опыт романтической любви просматривается как воспроизведение социальных структур, так и их конструирование» [34, с. 69]. По мнению автора, современные культурные сценарии и модели «романтической» любви противоречивы, однако подобный опыт способствует формированию у молодых людей новых успешных сценариев как поведенческих схем, основанных на социальных ожиданиях. Н.Н. Нуркова, М.В. Днестровская и К.С. Михайлова выполнили нарративный анализ рассказов представителей военного и послевоенных поколений россиян, в которых отражаются идеологические предписания (служение Родине, делу, семье) и определенные жизненные обстоятельства (война, детство, учеба, брак, материальные затруднения, переезд в другой город, рождение детей и т.д.) [26]. Жизненный сценарий участников исследования социально типизирован и обусловлен культурным контекстом. В этих автобиографических нарративах «слиты» стереотипизированные сценарные события и индивидуальные события и ситуации в жизненном опыте респондентов. Н.К. Радина, описывая нарративные модели гендерно специфичных жизненных сценариев в жизненных историях мужчин и женщин, отметила, что нормы гендерной социализации влияют на структуру событий в устных мужских и женских автобиографиях [30].
Автобиографический опыт, превращенный с возрастом в систематизированную личную историю, реструктурируется и реинтерпретируется при переживании субъектом «переломных» для него жизненных событий, связанных с резкой сменой социальных ролей и системы социальных идентичностей. С.Н. Петросьян подчеркивает, что сценарии ярче всего проявляются в нестандартных и критических жизненных ситуациях [28]. Однако В. Вэньцзя полагает, что «рамки культурного сценария стандартизируют мышление людей, и это может ставить их в тупик, когда они оказываются в жизненных ситуациях, не предусмотренных эталонными культурными сценариями» [10, с. 24]. Например, в актуальных нарративах российских и китайских студентов о периоде обучения в университете сделан акцент на неопределенности и напряженности социально-экономической ситуации в разных странах [36]. Н.К. Радина и А.В. Поршнев отметили, что в «Я»-нарративах представителей «поколения Z», «цифрового поколения» (до 30 лет) стратегии подчинения трудностям стереотипизированы, а сценарии преодоления трудных жизненных ситуаций индивидуализированы [31]. По мнению А.Н. Капустиной и Е.Ю. Пушковой, «Я»-определяющими становятся нарративы о событиях, которые субъект интерпретирует в качестве значимых и «переломных»: это ситуации свободного, ограниченного и вынужденного выбора поведенческих стратегий (например, обучение в другом городе, смерть близкого человека, вступление в брак, рождение ребенка и т.п.) [15]. Ю.М. Кузнецова, М.И. Суворова и Н.В. Чудова проанализировали взаимосвязи проблемных ситуаций, сценариев и нарративов. Авторы полагают, что (авто-)биографический нарратив представляет собой рассказ данного субъекта о процессе и способах решения проблемных ситуаций, возникших из-за «сценарных» нарушений, а сама проблемная ситуация – «описание нарушенного сценария, где предметы/персонажи не обладают положенными свойствами» [18, с. 71]. «Неправильные», «нарушенные» сценарии социальных ситуаций и событий ставят субъекта перед необходимостью актуализации прежних или выработки новых личностных смыслов и продуцирования нарративов. Проблемные ситуации, сценарии и нарративы описывают последовательности «типичных» (привычных, «правильных», обыденных) и «нетипичных» (неожиданных, «неправильных», ошибочных/непривычных) действий и поступков этого субъекта и окружающих его людей.
Сравнительный анализ концептуальных моделей сценариев
Итак, приведены различные концептуальные модели индивидуальных и культурных сценариев. С нашей точки зрения, в психоаналитическом сценарном анализе Э. Берна сценарий рассматривается как «проспективная» модель организации личностью жизненного пути. По мнению разных авторов, вслед за Э. Берном, это априорно заданная упорядоченность событий взаимодействия с другими людьми во времени жизни. «Комбинации» неосознанных директив, семейные истории и литературные произведения, которые субъект усвоит и воспримет в качестве значимых, не выбираются целенаправленно им и его родителями. Сценарий согласовывает ведущие мотивы, основные жизненные цели и задачи, предполагаемые достижения, предпочитаемые социальные роли с дальнейшими возрастными этапами. В понимании психоаналитиков, сценарии не предполагают пересмотр бессознательных программ взрослой личностью, они достаточно устойчивы на протяжении всей жизни человека, у них практически нет ресурсов для динамики, иногда вопреки актуальной жизненной ситуации. Сценарии, несмотря на отражение в них сказок и «бродячих» сюжетов, имеют главным образом микросоциальное происхождение, индивидуализированы. Следует оговориться, что мы различаем сценарии и ситуации «воспроизведения» человеком в своей жизни событий, сходных с прошлыми психотравмирующими обстоятельствами, для разрешения незавершенных конфликтов. С нашей точки зрения, понятие «сценарий» подразумевает его цикличность (повторяемость) на групповом уровне, в разной мере осознанное целеполагание, планирование и «расписание» событий в определенные жизненные периоды на индивидуальном уровне, имеющее функции адаптации и гармонизации групповой деятельности; наличие «сценариев» может имплицитно свидетельствовать о психологической «дистанции» между родительскими директивами, социокультурными шаблонами и индивидуальными характеристиками, желаниями и предпочтениями. По нашему мнению, в отличие от сценарного анализа Э. Берна, подход А. Шутценбергер, также психоаналитически ориентированный, предполагает межпоколенную трансмиссию сценариев, в большей мере акцентирует их адаптивные свойства, чем неадаптивные, культурно и социально обусловленные составляющие. В трактовке А. Шутценбергер сценарии менее устойчивы и более осознанны, поскольку субъект и члены его семьи на протяжении всей жизни могут диверсифицировать в «переломные» периоды их идентификацию со значимыми «предками» и интерпретировать их поведенческие стратегии.
Концепт «культурный жизненный сценарий» предполагает влияние макросоциального окружения на конструирование индивидуального жизненного пути. Культурный жизненный сценарий формируется в качестве продукта группового взаимодействия на основе социальных ожиданий и представлений о приемлемых и желательных поведенческих стратегиях, жизненных событиях и ситуациях, реализуемых в пространствах возрастных, гендерных и статусных координат, под влиянием образов героев, имеющих культурное происхождение. Это отличает исследования культурных жизненных сценариев от «проспективной» трактовки сценария в транзактном анализе Э. Берна. Культурные жизненные сценарии, количество которых ограничено для конкретной социальной общности, относительно устойчивы для данной социальной группы и носят в основном «ретроспективный» характер в силу их генезиса; индивид, рождаясь, «встраивается» в сложившуюся структуру семейных, медийных и литературных сценариев. Эти сценарии могут быть менее стабильными на протяжении жизни субъекта, поскольку их усвоение носит более осознанный характер и зависит от идентификации с определенными группами.
Сценарии обнаруживают себя, в частности, в нарративах как историях, рассказываемых посредством устойчивых лингвистических конструкций, в соответствии с культурными клише, принятыми в обществе повествовательными образцами. Следовательно, при изменении жизненных нарративов, например, в нарративной психотерапии, также происходит изменение сценариев. На когнитивистском «полюсе» нарративной психологии располагаются трактовки нарратива как воплощения уже существующего сценария, на ее конструкционистском «полюсе» находятся трактовки сценариев как конструкций, «ad hoc» воссоздаваемых в нарративах. Нормы и ожидания, выработанные данными социальными группами и интериоризованные субъектом, в качестве поведенческих регуляторов фиксируют и рутинные, и проблемные ситуации. Однако нарративы продуцируются, когда субъект осмысляет события и ситуации, наступление которых не «предписано» этими установочными системами. С нашей точки зрения, в этом состоят противоречия нарративно-психологического подхода к концепту «сценарий».
Выводы и заключение
Понятие «сценарий» в очередной раз отсылает к «вечной» для психологов проблеме соотношения проявлений индивидуальной «самости» и социальной обусловленности в содержании различных феноменов. Перманентная противоречивость содержания концепта «сценарий» состоит в том, что, с одной стороны, сценарии поддерживают систему идентичностей, групповое единство, а с другой стороны, они подразумевают определенные «схемы» интерпретации происходящего и поведенческие установки. В этой связи сценарии, являясь одним из предикторов принятия решений в трудной, «нестандартной» ситуации, не могут обеспечить их обладателям достаточно социально-психологических ресурсов для ее осмысления и стратегии совладания с ней.
В соответствии с поставленной нами целью исследования определены критерии различий зарубежных и российских концептуальных моделей, отражающих особенности индивидуальных и культурных жизненных сценариев. На основании сравнительного анализа актуальных психологических трактовок концепта «сценарий», проведенного нами, можно сделать следующие выводы.
-
Результаты проведенного исследования свидетельствуют в пользу гипотезы о том, что теоретико-методологические подходы к концепту «сценарий» различаются атрибуцией стабильности-динамичности, а также соотношением индивидуальной специфичности и социальной обусловленности сценария.
-
По нашему мнению, российский социально-психологический подход к сценарию как к предиктору и репрезентации системы отношений личности, учитывающий ее изменчивость на протяжении жизни человека в процессах взаимодействия со значимыми другими в разные возрастные периоды, позволяет анализировать динамичность сценария и «баланса» соотношения индивидуальной вариативности и универсальных структур в его содержании.
-
Наиболее продуктивным выступает подход к сценариям, тем или иным способом сочетающий теоретико-методологические принципы нарративной психологии и психологии отношений, дающие возможность проанализировать «перестройку», изменчивость сценариев в течение определенного жизненного периода в связи с одновременной динамикой основных биографических нарративов. Это может составить предмет дальнейших эмпирических исследований.