Перейти к основному содержанию

Современная зарубежная психология
2025. Том 14. № 1. С. 5–15
doi:10.17759/jmfp.2025140101
ISSN: 2304-4977 (online)

Моральное отчуждение: современные исследования, противоречия и перспективы

16

Захарова Ю.В.

PDF (RUS)
Подкаст
GS
Информация
в Google Scholar

Аннотация

Моральное отчуждение — концепт, предложенный А. Бандурой, он представляет собой набор стратегий самообмана, к которым прибегают люди, чтобы сохранять самоуважение и позитивную самооценку при совершении аморальных и неэтичных поступков. Моральное отчуждение связано с разными видами антисоциального поведения, его изучение несет большую пользу обществу и поэтому привлекает внимание исследователей с конца двадцатого века. В статье представлен обзор современных зарубежных исследований морального отчуждения. Описаны основные направления изучения этого феномена: теоретические и поведенческие корреляты; личностные и контекстуальные предпосылки; роль морального отчуждения как предиктора и когнитивного посредника; методы и инструменты изучения морального отчуждения и его механизмов; противоречия, обнаруженные исследователями и дальнейшие перспективы изучения. На сегодняшний день перспективными выглядят исследования морального отчуждения в контексте помогающих профессий и IT-разработки, буллинга и кибербуллинга; механизмов морального отчуждения в конкретных сферах; семейных факторов его проявления; создание узкоспециализированных опросников; построение единой модели морального отчуждения. Изучение морального отчуждения открывает возможности для профилактики аморального и неэтичного поведения.

Общая информация

Ключевые слова: моральное отчуждение, Альберт Бандура, моральная психология, неэтичное поведение

Рубрика издания: Общая психология

Тип материала: обзорная статья

DOI: https://doi.org/10.17759/jmfp.2025140101

Благодарности. Автор выражает сердечную благодарность за концептуальную помощь и моральную поддержку научному руководителю кандидату психологических наук Н.В. Кисельниковой.

Получена: 24.12.2023

Принята в печать:

Для цитаты: Захарова Ю.В. Моральное отчуждение: современные исследования, противоречия и перспективы [Электронный ресурс] // Современная зарубежная психология. 2025. Том 14. № 1. С. 5–15. DOI: 10.17759/jmfp.2025140101

Подкаст

Подкаст PsyJournals LIVE Выпуск 410

Полный текст

Введение

Концепция морального отчуждения А. Бандуры объединяет различные стратегии самообмана, к которым прибегают люди, чтобы сохранять самоуважение и позитивную самооценку, совершая аморальные поступки. Описывается восемь механизмов морального отчуждения — когнитивных тактик, которые позволяют избежать моральных самосанкций, активирующихся в связи с аморальным и неэтичным поведением: моральное оправдание, эвфемистический ярлык, выгодное сравнение, смещение ответственности, рассеивание ответственности, искажение последствий, дегуманизация, атрибуция вины [6].
Изучение морального отчуждения и его механизмов имеет важное научно-практическое значение, так как аморальное и неэтичное поведение наносит огромный экономический и моральный ущерб на уровне как отдельных людей и организаций, так и общества в целом. Так, например, Э. Холмс (компания Theranos), собравшая инвестиции на разработку инновационного оборудования для быстрых и дешевых анализов, проводимых «по капле крови», оказалась мошенницей. В результате ее деятельности пострадали пациенты, получившие недостоверные анализы, и инвесторы, потерявшие вложенные деньги. Также был нанесен ущерб репутации не только крупных журналов, которые публиковали статьи об истории успеха Э. Холмс и ее фото на обложках, но и организаторов, спонсоров конференций, где Э. Холмс была почетным спикером, а также серьезно подорвано доверие общества к такого рода исследованиям [31].
В данном обзоре пойдет речь о современных исследованиях морального отчуждения: основных направлениях, методах и инструментах изучения, противоречиях, обнаруженных исследователями и о дальнейших перспективах изучения морального отчуждения.

Современные исследования морального отчуждения

C семидесятых годов ХХ века исследования стратегий самообмана при неэтичном поведении служили интересам бизнеса с целью профилактировать такое поведение, приводящее к убыткам и ущербу репутации крупных компаний, и проводились в организационном контексте, в основном в США. Это направление исследований является самым распространенным и в настоящее время — моральное отчуждение широко изучается в организационном контексте в связке с неэтичным и аморальным поведением [4; 23].
В дальнейшем исследования стратегий самообмана свелись к изучению морального отчуждения и распространились на более широкий социальный контекст: взаимоотношения и развитие детей и подростков [5; 25; 35; 40], спортивную психологию [15; 32], криминалистику, поведение заключенных и др. [4]. Современные исследования не только углубляют понимание морального отчуждения в вышеуказанных контекстах, но и охватывают еще более разнообразные ситуации социального взаимодействия, такие как следование правилам во время пандемии [24], агрессия на романтических свиданиях и в семье, неверность и сексуальное насилие [9; 14]. Большое количество исследований посвящено социальным отношениям в Интернете: кибербуллингу [19; 21], онлайн-знакомствам [33]. В последние десятилетия исследования морального отчуждения стали проводиться в контексте помогающих профессий с дисбалансом власти, таких как учителя [16], медсестры [17; 22], полицейские [13], врачи и психологи [1]; однако таких работ все еще мало. Новейшие исследования проводятся в области проявления морального отчуждения у разработчиков программного обеспечения, связанного с искусственным интеллектом в сфере здравоохранения [30].
Теоретические и эмпирические корреляты морального отчуждения
В настоящее время в фокусе внимания исследователей находятся теоретические, поведенческие и нейробиологические корреляты морального отчуждения. Моральное отчуждение часто изучается в связке с «темными» чертами личности. М. Мошаген с коллегами [28] относят моральное отчуждение к одной из девяти черт «Темного фактора личности D». Метаанализ также подтвердил, что черты темной триады — нарциссизм, психопатия, макиавеллизм, а также психологическое право (psychological entitlement) — являются основными теоретическими коррелятами морального отчуждения [4; 28].
Часто моральное отчуждение изучается в качестве эмпирического коррелята в связке с различными видами поведения: издевательством и травлей, высмеиванием, нечестным и неэтичным поведением на рабочем месте, насилием, в том числе и сексуальным, преступлениями и другими видами бесчеловечного, агрессивного и аморального поведения [1; 4; 17; 19; 20]. Активно ведутся исследования морального отчуждения в связи с буллингом и кибербуллингом — агрессивным поведением людей при взаимодействии в сети Интернет — в социальных сетях, сетевых играх [19; 21]. Так, метаанализ сорока четырех исследований морального отчуждения в контексте подросткового буллинга охватил 43809 детей и подростков от 7 до 19 лет (47 независимых выборок), участвовавших как в кибербуллинге, так и в издевательствах «лицом к лицу». Метаанализ строился вокруг ключевых ролей буллинга, таких как агрессор, жертва, защитник, наблюдатель, и показал, что участие в буллинге в роли агрессора или жертвы положительно связано с уровнем морального отчуждения, а участие в роли защитника, напротив, связано отрицательно; также обнаружено отсутствие связи уровня морального отчуждения с ролью наблюдателя [3].
Изучение роли наблюдателя в последние годы привлекает внимание исследователей морального отчуждения, так как эта роль —наиболее распространенная в эпизодах травли. Например, китайскими исследователями (n = 1655) приведены такие цифры: 45,86% респондентов только наблюдали травлю, не участвуя ни как жертва, ни как агрессор или защитник [40]. Именно от того, насколько наблюдатели будут готовы вмешаться в ситуацию травли, поддержав защитника, и зависит исход эпизода травли — ее прекращение. Результаты исследований последних лет вступают в противоречие с данными метаанализа — в них показана значимая связь морального отчуждения и поведения наблюдателя. Чем выше моральное отчуждение у наблюдателя, тем меньше вероятность, что он вмешается в ситуацию травли. Также выявлены противоречия относительно влияния на поведение наблюдателя контекстуальных факторов, таких как, например, социальная поддержка. Социальная поддержка, по данным исследований, может облегчать решение наблюдателя вмешаться в ситуацию, однако наряду с этим есть работы, где показано, что социальная поддержка, наоборот, может помогать наблюдателю остаться безучастным к травле [16; 40].
Продолжаются исследования морального отчуждения в школьном контексте: его высокий уровень связан с нарушением школьных норм, более высокие показатели — с нарушением закона [25]. Все больше исследований морального отчуждения проводится в контексте интимных отношений, где моральное отчуждение изучается в связке с насилием, неверностью, потреблением порно [14]. Моральное отчуждение также изучается в связи с возрастом, полом и контекстуальными факторами развития детей. Исследования показали, что общий уровень морального отчуждения увеличивается в средне-подростковом возрасте и снижается к возрасту ранней взрослости [37]. Данные исследований о связи пола и морального отчуждения остаются неизменными: уровень морального отчуждения выше у мальчиков и у мужчин [18; 20; 21].
Новейшие исследования касаются нейробиологических коррелятов морального отчуждения. Получены данные о соотношении показателей моральной идентичности и противопоставленного ей морального отчуждения с нейробиологическими показателями: уровень региональной однородности в предклинье головного мозга положительно коррелирует с показателями моральной идентичности и отрицательно — с моральным отчуждением. Это исследование подводит итог противоречию, которое касалось соотношения морального отчуждения и моральной идентичности — точка зрения некоторых ученых о том, что высокие показатели моральной идентичности связаны с высоким, а не с низким моральным отчуждением, оказалась несостоятельной [29].
Область исследований коррелятов морального отчуждения расширяется с каждым годом, охватывая разнообразные сферы человеческого взаимодействия и поведения. Наряду с областями изучения морального отчуждения, где ученые пришли к согласию (теоретические корреляты морального отчуждения, его связь с полом), существуют также области, например буллинг, в которых получены противоречивые данные и ведутся научные споры. Роль морального отчуждения наблюдателей травли и факторов, которые на него влияют, в настоящее время требует уточнений и дополнительных исследований.
Моральное отчуждение как предиктор
В рамках изучения морального отчуждения в различных профессиональных и социальных контекстах (организационном, спортивном, школьном, тюремном, сетевом и др.) были описаны модели, где моральное отчуждение являлось предиктором, когнитивным посредником и модератором антисоциального, аморального, неэтичного и проблемного поведения [19; 20; 21; 24].
В частности было показано, что уровень морального отчуждения может предсказывать поведение в широком спектре социальных взаимоотношений — от агрессии по отношению к партнеру [14] до академической нечестности в высших учебных заведениях [18]. Моральное отчуждение у спортсменов предсказывает агрессивное неспортивное поведение [15], использование допинга [32], у подростков — буллинг [25], а у медсестер — неэтичное поведение по отношению к пациентам [17; 22]. Моральное отчуждение в организационном контексте предсказывает не только неэтичное поведение на рабочем месте, но и низкую эффективность при выполнении рабочих задач. Оно также отрицательно связано с организационным гражданским поведением (organizational citizenship behavior) в качестве готовности помогать другим, балансировать между интересами членов группы и своими [4; 17]. Интересно, что эти связи наблюдаются не только у одной и той же личности, но и во взаимоотношениях между разными людьми. Например, высокое моральное отчуждение вузовских преподавателей предсказывает выученную беспомощность и академическую прокрастинацию у их студентов [39]. В настоящее время в качестве предиктора исследуется не только индивидуальное, но и коллективное моральное отчуждение. Так, показана связь между коллективным моральным отчуждением, авторитарным преподаванием скандинавских учителей, низким качеством отношений «учитель—ученик» и развитием индивидуального морального отчуждения [5].
Наряду с продолжающимися исследованиями морального отчуждения как предиктора, в настоящее время появилось большое количество исследований, где моральное отчуждение активно исследуется в роли когнитивного посредника между различными личностными чертами, контекстуальными факторами и аморальным поведением. Так, моральное отчуждение опосредует низкое сострадание к другим и поведение высмеивания [20], повседневную низкую нравственную чувствительность наблюдателей при школьной травле и поведение невмешательства [40]. Получены данные о посреднической роли морального отчуждения между мотивационным климатом, создаваемым тренером, и поведением спортсменов: неблагоприятный мотивационный климат связан с антисоциальным поведением по отношению как к соперникам, так и к товарищам по команде через использование механизмов морального отчуждения [15]. Также исследовалась посредническая роль морального отчуждения между перфекционизмом спортсменов и их готовностью применять допинг [32]. Посредническую роль морального отчуждения, наряду с негативными эмоциями, также выделяют исследователи контрпродуктивного поведения у курсантов итальянской полиции как реакцию на несправедливость в организации [13]. Моральное отчуждение показано как модератор между психопатией и академической нечестностью у греческих студентов [18]. Также моральное отчуждение изучалось в качестве модератора между виктимизацией и высокой толерантностью к насилию [9].
Количество исследованных переменных, опосредуемых моральным отчуждением, возрастает год от года (самоконтроль, перфекционизм, зависть, сострадание и многие другие). Поэтому выстроенные исследователями модели морального отчуждения постоянно требуют дальнейших уточнений и дополнений. Контекстуальные факторы морального отчуждения, описанные ниже, вводят дополнительное измерение, которое должно учитываться в моделях морального отчуждения: динамику изменения морального отчуждения во времени [4; 23].
Таким образом, исследования морального отчуждения как предиктора аморального и неэтичного поведения со временем привели к его изучению в качестве когнитивного посредника и модератора. Также в настоящее время в этой роли изучается не только индивидуальное, но и коллективное моральное отчуждение. Модели морального отчуждения с каждым годом усложняются, вмещая новые переменные.
Диспозиционные и контекстуальные предпосылки морального отчуждения
Ряд исследований морального отчуждения направлен на выявление личностных и ситуационных предпосылок проявления морального отчуждения. В рамках социально-когнитивной теории А. Бандура описывал моральное отчуждение как когнитивный процесс. Однако исследования морального отчуждения А. Бандуры и его коллег строились таким образом, как если бы моральное отчуждение было диспозиционной чертой личности. Следуя этой традиции, исследователи морального отчуждения также фокусировались на его диспозиционных предпосылках, однако в дальнейшем все больше исследований стало посвящаться контекстуальным факторам морального отчуждения. Вопрос о соотношении и взаимовлиянии личностных и контекстуальных факторов до сих пор актуален. Выдвигаются различные гипотезы; так, например, исследователи полагают, что чем чаще человек ситуативно прибегает к тактикам морального отчуждения, тем больше оно развивается как личностная черта, в результате чего чаще используется, распространяясь на другие контексты [4; 23].
Моральное отчуждение изучалось в соотношении с различными личностными характеристиками: эмпатией, когнитивным моральным развитием, моральной идентичностью, добросовестностью, локусом контроля, чертами темной триады [17; 18; 21; 24; 38]. Результаты масштабного метаанализа, проведенного в 2022 г., показали, что основными диспозиционными предпосылками проявления морального отчуждения являются низкий уровень эмпатии, добросовестности, идеализма, честности/скромности (фактор «Честность» модели HEXACO), интернализации моральной идентичности, а также высокие показатели релятивизма и склонности к переживанию чувства вины [4].
Современные исследования морального отчуждения не только углубляют понимание его связи с вышеозначенными личностными характеристиками, но и расширяют список личностных предпосылок. Так, например, последние исследования посвящены связи морального отчуждения с личной относительной депривацией, злонамеренной завистью, самоконтролем, психологической разумностью, моральным перфекционизмом и т. д. [1; 19]. Моральное отчуждение изучалось в связке с толерантностью к неопределенности и состраданием к другим людям: исследователи пришли к выводу, что высокое моральное отчуждение связано с низкой толерантностью к неопределенности и низким состраданием [20].
Изучение контекстуальных предпосылок вносит важный вклад в понимание происхождения и динамики развития морального отчуждения. Наиболее изученной является область организационного контекста, однако внимание исследователей привлекают не только рабочие коллективы и этический климат в организациях. Исследования морального отчуждения в спортивных командах, школьных коллективах со временем привели к изучению семейных факторов, влияющих на моральное отчуждение.
Взрослые люди могут коллективно дистанцироваться от моральных стандартов, и тогда моральное отчуждение выступает коллективной характеристикой такой группы. В качестве существенных контекстуальных предпосылок проявления морального отчуждения в организационном контексте исследователи выделяют несправедливую организационную политику (кумовство, стремление к удовлетворению личных интересов, безнаказанность при неэтичном поведении), а также оскорбительный надзор — стиль управления, предполагающий отношение к сотрудникам как к потенциальным нарушителям. Этическое лидерство и справедливая организационная политика в качестве сдерживающих факторов проявления морального отчуждения показали меньший эффект. Использование тактик морального отчуждения может распространяться в коллективах посредством «социального заражения» [4].
Ряд исследователей предполагают, что моральное отчуждение по своей сути является коллективным явлением, которое порождается этическим климатом в сообществе. Так, например, на моральное отчуждение у детей влияет их окружение. Лонгитюдное исследование южнокорейских школьников при помощи анализа их соцсетей показало, что дети со временем стали больше походить на своих друзей в том, что касается морального отчуждения и чувства общности со сверстниками [35]. Исследование (n = 1373), проведенное на выборке скандинавских школьников, показало, что коллективное моральное отчуждение (наряду с другими факторами, такими как, например, позитивные отношения между учителями и учениками) влияет на уровень индивидуального морального отчуждения [5]. Исследователи выявили, что моральное отчуждение у одних и тех же людей может по-разному проявляться в разных сферах их жизни; так, у молодых людей в контексте интернет-взаимодействий оно выше по сравнению с семейным и дружеским контекстом [34].
В последние годы интерес исследователей связан с изучением семейных факторов, связанных с моральным отчуждением. Однако данные по таким исследованиям пока являются противоречивыми. Так, в одном исследовании выявлена отрицательная связь морального отчуждения детей с авторитарным стилем родительского воспитания и положительная — с попустительским [12]. Однако в другом исследовании низкое моральное отчуждение у детей связывалось с отзывчивостью родителей и предоставлением детям автономии через формирование сильной моральной идентичности [27]. Исследователи из Испании уточнили посредническую роль морального отчуждения при трансгенерационной передаче паттерна семейного насилия: дети, подвергавшиеся насилию в детстве, потом осуществляют насилие над своими родителями, применяя моральное отчуждение, также выявлена посредническая роль морального отчуждения между воспринимаемой подростками родительской теплотой и насилием по отношению к родителям [7; 8].
Список личностных и контекстуальных предпосылок морального отчуждения расширяется с каждым годом. Важный дискуссионный вопрос о связи и взаимовлиянии диспозиционных и контекстуальных факторов, влияющих на моральное отчуждение, остается открытым. Популярные в последнее время исследования в области контекстуальных факторов морального отчуждения сместились в сторону изучения семейных факторов, в этой области данные пока являются противоречивыми.

Инструменты и методы исследования морального отчуждения и его механизмов

Модификации классического опросника А. Бандуры и коллег, направленного на изучение агрессивного поведения подростков в школах, привели к появлению нескольких опросников морального отчуждения в различных контекстах (организационном, спортивном). Опросник С. Мур и коллег [38] не только надежно предсказывает связь высокого уровня морального отчуждения и неэтичного поведения в организационном контексте, но и достаточно универсален, чтобы использовать его для исследования широкого круга вопросов, связанных с проявлением морального отчуждения. Две из трех форм этого опросника (MD-8, MD-24) были успешно адаптированы на российской выборке респондентов [2; 38].
Дизайн исследований морального отчуждения часто выстроен вокруг самоотчетов и кейсов, предлагаемых респондентам для анализа. Однако в связи с тем, что существует разрыв между моральными суждениями и моральным поведением, некоторые исследователи не только сопоставляют уровень морального отчуждения и решение умозрительных этических задач, но также и моделируют ситуации морального выбора. Так, например, Дж. Детерт с коллегами [10] предложили респондентам ряд кейсов, один из которых позже проверили: используя сходную ситуацию в реальной жизни, исследователи вынудили респондентов совершить моральный выбор. Часть респондентов поступили нечестно, несмотря на продемонстрированные ранее социально приемлемые моральные суждения [10].
Появление опросника С. Мур совпало с резким увеличением количества исследований морального отчуждения. Так, по данным интернет-ресурса PubMed, за период с 1996 по 2012 г. было опубликовано около 90 статей, посвященных моральному отчуждению, а в последующие 10 лет — с 2013 по 2023 — более 450.
Наряду с опросником С. Мур, существуют опросники для узкоспециализированных контекстов. В частности, разработаны: опросники выявления морального отчуждения у медсестер, которые хорошо предсказывают их неэтичное поведение [22]; опросник морального отчуждения при кибербуллинге [21]; этническая шкала морального отчуждения для оценки склонности к травле по национальному признаку [11].
Изучая конкретные механизмы морального отчуждения, можно выявить специфические механизмы, используемые людьми при аморальном и неэтичном поведении в разных областях человеческих взаимоотношений. Эти данные могут быть использованы для увеличения информированности и профилактики такого поведения. Изучение конкретных механизмов морального отчуждения, как правило, осуществляется посредством глубинных или полуструктурированных интервью, где респонденты рассказывают о своем опыте, рассуждают на тему предложенных им этических дилемм [1; 16; 36]. Существуют исследования, материалом для которых послужили публичные заявления пиар-служб компаний, наносящих своей деятельностью вред экологии и здоровью людей (производители табака, свинца, мяса), а также исследования, в которых применялся контент-анализ соцсетей респондентов [23; 26; 35].
Н.С. Перейра и коллеги [16] изучали механизмы морального отчуждения на примере кибербуллинга. Интервьюирование учителей на предмет их отношения к кибербуллингу среди учащихся и необходимости вмешательств для его прекращения выявило в рассуждениях учителей маркеры механизмов морального отчуждения, способствующие преуменьшению не только серьезности кибербуллинга, но и своей ответственности за необходимость вмешательства в такие ситуации. Учителя чаще всего использовали такие механизмы, как рассеивание ответственности и искажение последствий [16].
Исследование морального отчуждения у членов колумбийских незаконных вооруженных формирований проводилось с использованием контент-анализа глубинных интервью и позволило выявить в рассуждениях респондентов все восемь механизмов морального отчуждения. Особенно часто преступники использовали механизмы смещения ответственности и морального оправдания [36].
Роль морального отчуждения в медийном дискурсе о производстве мяса и молочных продуктов была изучена путем контент-анализа интервью с участниками рынка: производителями, ритейлерами. Так, были выявлены предпочитаемые участниками маркеры и механизмы морального отчуждения: эвфемизация, выгодное сравнение, моральное оправдание [26].
Исследователи морального отчуждения у подростков выявили, что именно механизм дегуманизации является ранним показателем возникновения антиобщественного поведения: по сравнению с контрольной группой он высокий у нарушителей школьных норм и еще выше у нарушителей закона [25]. Психологи-консультанты, описывающие поведение, содержащее риски эксплуатации и нанесения вреда клиентам, также демонстрировали механизм дегуманизации, наряду с механизмом атрибуции вины [1]. Изучение морального отчуждения в контексте детско-родительских отношений показало, что подростки, проявляющие насилие по отношению к родителям предпочитают следующие механизмы: моральное оправдание, атрибуция вины, искажение последствий, смещение ответственности [8].
Появление первого опросника морального отчуждения в школьном контексте впоследствии привело к созданию универсального опросника. В настоящее время развитие инструментов измерения морального отчуждения движется в направлении увеличения количества узкоспециализированных опросников для отдельных контекстов, отраслей и профессий. В результате исследований механизмов морального отчуждения удалось выделить предпочитаемые механизмы для представителей конкретных профессий, в разных социальных ситуациях, используемых при участии в различных типах антисоциального поведения. Знание действия конкретных механизмов морального отчуждения в различных контекстах помогает профилактике аморального и неэтичного поведения путем увеличения осознанности — как у представителей конкретных профессий, так и в обществе в целом.

Проблемы, противоречия и перспективы исследований морального отчуждения

Моральное отчуждение определяется как предиктор и когнитивный посредник различных видов антисоциального и проблемного поведения, сложный многомерный феномен, связанный как с личностными, так и с контекстуальными факторами, которые находятся во взаимовлиянии. Сфера исследований морального отчуждения расширяется от служения интересам бизнеса до более широкого, социально-значимого контекста, охватывая различные сферы человеческого взаимодействия. Редкие исследования морального отчуждения в области помогающих профессий имеют исследовательский потенциал при высокой значимости их для общества. Также в связи с развитием искусственного интеллекта и все большим его использованием в различных сферах социального взаимодействия, таких, например, как здравоохранение, изучение и профилактирование морального отчуждения у разработчиков программного обеспечения, является важным и перспективным направлением будущих исследований.
Большое количество исследований морального отчуждения в сфере буллинга и кибербуллинга не только углубляет понимание когнитивных механизмов этого явления, но и ставит перед исследователями новые вопросы, связанные с его профилактикой. Ученые пытаются расширить круг изучаемых личностных предиспозиций, связанных с моральным отчуждением и буллингом, таких, например, как самоконтроль, развивая которые можно предотвращать агрессивное поведение. Противоречия касаются роли наблюдателя травли и поведения невмешательства — мнения о когнитивном посредничестве морального отчуждения расходятся. Также нет согласия в части контекстуальных факторов буллинга, например роли воспринимаемой наблюдателями социальной поддержки. Все эти вопросы являются перспективными для исследования морального отчуждения в данном контексте.
В связи с увеличением количества исследований, где моральное отчуждение показано не только предиктором аморального и неэтичного поведения, но и когнитивным посредником и модератором между разными видами переменных, возникают сложности с построением единой общей модели морального отчуждения, в которой могли бы быть учтены все переменные и их взаимовлияние. Модели морального отчуждения, выстроенные, например, в школьном контексте учитывают контекстуальные факторы, связанные со школьным климатом, отношениями «учитель—ученик», но оставляют за пределами семейные факторы. Начавшиеся современные исследования семейных факторов развития морального отчуждения пока, к сожалению, проводятся довольно редко, данные являются противоречивыми.
Также в настоящее время не сняты методологические противоречия в изучении морального отчуждения как личностной черты и как процесса, порожденного контекстом. Это не только затрудняет сопоставление данных при проведении метаанализов исследований, но и ставит дополнительные вопросы о взаимовлиянии диспозиционных и контекстуальных факторов, влияющих на моральное отчуждение.
Перспективным направлением исследований является создание узкоспециализированных опросников морального отчуждения. Такие инструменты помогут более тщательно проводить отбор и оценку персонала в общественно важных сферах социального взаимодействия. Исследования конкретных механизмов морального отчуждения в различных отраслях, и особенно в помогающих профессиях, также могут помочь профилактировать риски нанесения вреда конкретным людям и обществу.

Выводы

Моральное отчуждение является сложным многомерным феноменом, который изучается около трех десятилетий. Моральное отчуждение связано с аморальным и неэтичным поведением, его изучение несет большую пользу обществу и поэтому привлекает особое внимание исследователей. Появление универсального опросника С. Мур катализировало изучение морального отчуждения, благодаря чему исследования распространились с изучения морального отчуждения в детско-подростковой и организационной сферах на широкий спектр различных социальных взаимодействий. В результате этого произошло расширение понимания феномена морального отчуждения, от коррелятов морального отчуждения фокус исследований сместился на личностные и контекстуальные факторы морального отчуждения. Также исследователи пытаются выстроить более точные модели, отражающие модерирующую и посредническую роль морального отчуждения, учитывающие изменение морального отчуждения в динамике. Большое количество корреляционных исследований морального отчуждения со временем привело к появлению качественных исследований морального отчуждения и его механизмов в разных сферах, в том числе в сфере помогающих профессий. Перспективными являются исследования морального отчуждения не только в этой сфере, но и среди IT-разработчиков, деятельность которых связана с искусственным интеллектом. Противоречивыми и перспективными выглядят исследования буллинга и кибербуллинга, семейных факторов. Многообещающим направлением исследований видится дальнейшее изучение механизмов морального отчуждения в различных сферах, а также создание узкоспециализированных опросников. Сложной исследовательской задачей по-прежнему остается построение единой модели морального отчуждения, учитывающей всю сложность этого феномена. Изучение морального отчуждения открывает дальнейшие возможности для профилактики аморального и неэтичного поведения, выявляя противоречия, которые могут стать перспективными для дальнейших исследований.

Литература

  1. Захарова Ю.В. Проявление морального отчуждения у психологов-консультантов в ситуациях профессионального взаимодействия с клиентами // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2024. Том 21. № 1. С. 123—143. DOI:10.17323/1813-8918-20234-1-123-143
  2. Отчуждение моральной ответственности: психологический конструкт и методы его измерения / Я.А. Ледовая, Р.В. Тихонов, О.Н. Боголюбова, Е.В. Казенная, Ю.Л. Сорокина // Вестник СПбГУ. Серия 16: Психология. Педагогика. 2016. № 4. С. 23—39. DOI:10.21638/11701/spbu16.2016.402
  3. A meta-analysis of the relationship between moral disengagement and bullying roles in youth / B. Killer, K. Bussey, D.J. Hawes, C. Hunt // Aggressive Behavior. 2019. Vol. 45. № 4. P. 450—462. DOI:10.1002/ab.21833
  4. A meta-analytic investigation of the antecedents, theoretical correlates, and consequences of moral disengagement at work / B.T. Ogunfowora, V.Q. Nguyen, P. Steel, C.C. Hwang // Journal of Applied Psychology. 2022. Vol. 107. № 5. P. 746—775. DOI:10.1037/apl0000912
  5. A short-term longitudinal study on the development of moral disengagement among schoolchildren: the role of collective moral disengagement, authoritative teaching, and student-teacher relationship quality / M. Bjärehed, B. Sjögren, R. Thornberg, G. Gini, T. Pozzoli // Frontiers in Psychology. 2024. Vol. 15. Article ID 1381015. 13 p. DOI:10.3389/fpsyg.2024.1381015
  6. Bandura A. Moral Disengagement: How People Do Harm and Live With Themselves. New York: Worth Publishers, 2016. 446 p.
  7. Bautista-Aranda N., Contreras L., Cano-Lozano M.C. Exposure to Violence during Childhood and Child-to-Parent Violence: The Mediating Role of Moral Disengagement // Healthcare. 2023. Vol. 11. № 10. Article ID 1402. 13 p. DOI:10.3390/healthcare11101402
  8. Bautista-Aranda N., Contreras L., Cano-Lozano M.C. Lagged Effect of Parental Warmth on Child-to-Parent Violence through Moral Disengagement Strategies // Children. 2024. Vol. 11. № 5. Article ID 585. 15 p. DOI:10.3390/children11050585
  9. Cuadrado-Gordillo I., Fernández-Antelo I., Martín-Mora Parra G. Moral Disengagement as a Moderating Factor in the Relationship between the Perception of Dating Violence and Victimization // International Journal of Environmental Research and Public Health. 2020. Vol. 17. № 14. Article ID 5164. 14 p. DOI:10.3390/ijerph17145164
  10. Detert J.R., Trevino L.K., Sweitzer V.L. Moral disengagement in ethnical decision making: a study of antecedents and outcomes // Journal of Applied Psychology. 2008. Vol. 93. № 2. P. 374—391. DOI:10.1037/0021-9010.93.2.374
  11. Development and Validation of the Ethnic Moral Disengagement Scale / M.G. Lo Cricchio, F. Stefanelli, B.E. Palladino, M. Paciello, E. Menesini // Frontiers in Psychology. 2022. Vol. 12. Article ID 756350. 10 p. DOI:10.3389/fpsyg.2021.756350
  12. Di Pentima L., Toni A., Roazzi A. Parenting Styles and Moral Disengagement in Young Adults: The Mediating Role of Attachment Experiences // The Journal of Genetic Psychology. 2023. Vol. 184. № 5. P. 322—338. DOI:10.1080/00221325.2023.2205451
  13. Farnese M.L., Scafuri Kovalchuk L., Cova E. Ineffective kintsugi: The detrimental contribution of emotional and cognitive factors on psychological contract breach outcomes // Work. 2024. Vol. 79. P. 1091—1102. DOI:10.3233/WOR-230550
  14. Ferreiros L., Clemente M. Detection of intimate partner aggression through dark personality and moral disengagement // Cadernos de Saude Publica. 2023. Vol. 39. № 9. Article ID e00073523. 12 p. DOI:10.1590/0102-311XEN073523
  15. Gürpinar B., Sari I.H., Yildirim H. Perceived coach-created empowering and disempowering motivational climate and moral behaviour in sport: mediating role of moral disengagement // Journal of Sports Sciences. 2023. Vol. 41. № 9. P. 820—832. DOI:10.1080/02640414.2023.2240614
  16. «It is Typical of Teenagers»: When Teachers Morally Disengage from Cyberbullying / N.S. Pereira, P.D.C. Ferreira, A.M. Veiga Simão, A. Cardoso, A. Barros, A. Marques-Pinto, A.I. Ferreira, A.C. Primor, S. Carvalhal // Spanish Journal of Psychology. 2022. Vol. 25. Article ID e30. 13 p. DOI:10.1017/SJP.2022.27
  17. Ke Y., Li F. Moral disengagement, moral identity, and counterproductive work behavior among emergency nurses // Nursing Ethics. 2025. Vol. 32. № 1. P. 111—124. DOI:10.1177/09697330241238336
  18. Kokkinos C.M., Antoniadou N. Understanding Academic Dishonesty in University Settings: The Interplay of Dark Triad Traits and Moral Disengagement // The Journal of Genetic Psychology. 2024. Vol. 185. № 5. P. 309—322. DOI:10.1080/00221325.2023.2297850
  19. Li H., Guo Q., Hu P. Moral disengagement, self-control and callous-unemotional traits as predictors of cyberbullying: a moderated mediation model // BMC Psychology. 2023. Vol. 11. Article ID 247. 11 p. DOI:10.1186/s40359-023-01287-z
  20. Maftei A. The indirect effect of compassion on katagelasticism: the mediatiang role of moral disengagement and the moderating effect of intolerance of uncertainty // BMC Psychology. 2023. Vol. 11. Article ID 26. 10 p. DOI:10.1186/s40359-023-01063-z
  21. Measuring empathy online and moral disengagement in cyberbullying / S.M. Francisco, P. da Costa Ferreira, A.M. Veiga Simão, N.S. Pereira // Frontiers in Psychology. 2023. Vol. 14. Article ID 1061482. 15 p. DOI:10.3389/fpsyg.2023.1061482
  22. Mohammadpour A., Salehi H., Moghaddam M.B. Psychometric properties of the Persian version of the nursing moral disengagement scale // Journal of Medical Ethics and History of Medicine. 2023 Vol. 16. Article ID 15. 16 p. DOI:10.18502/jmehm.v16i15.14614
  23. Moral disengagement at work: A review and research agenda / A. Newman, H. Le, A. North-Samardzic, M. Cohen // Journal of Business Ethics. 2019. Vol. 167. P. 535—570. DOI:10.1007/s10551-019-04173-0
  24. Moral Disengagement, Dark Triad and Face Mask Wearing during the COVID-19 Pandemic / G. Chávez-Ventura, H. Santa-Cruz-Espinoza, J. Domínguez-Vergara, N. Negreiros-Mora // European Journal of Investigation in Health, Psychology and Education. 2022. Vol. 12. № 9. P. 1300—1310. DOI:10.3390/ejihpe12090090
  25. Moral Disengagement in Adolescent Offenders: Its Relationship with Antisocial Behavior and Its Presence in Offenders of the Law and School Norms / D. Agudelo Rico, C. Panesso Giraldo, J.S. Arbeláez Caro, G. Cabrera Gutiérrez, V. Isaac, M.J. Escobar, E. Herrera // Children. 2024. Vol. 11. № 1. Article ID 70. 14 p. DOI:10.3390/children11010070
  26. Moral disengagement in the media discourses on meat and dairy production systems / C. Schüßler, S. Nicolai, S. Stoll-Kleemann, B. Bartkowski // Appetite. 2024. Vol. 196. Article ID 107269. 11 p. DOI:10.1016/j.appet.2024.107269
  27. Morgan B., Fowers B. Empathy and authenticity online: The roles of moral identity, moral disengagement, and parenting style // Journal of Personality. 2022. Vol. 90. № 2. P. 183—202. DOI:10.1111/jopy.12661
  28. Moshagen M., Zettler I., Hilbig B.E. Measuring the dark core of personality // Psychological Assessment. 2020. Vol. 32. № 2. P. 182—196. DOI:10.1037/pas0000778
  29. Neural correlates of individual differences in moral identity and its positive moral function / W. Zhu, K. Wang, C. Li, X. Tian, X. Wu, K. Matkurban, L.X. Xia // Journal of Neuropsychology. 2024. Vol. 18. № 3. P. 427—440. DOI:10.1111/jnp.12371
  30. Not in my AI: Moral engagement and disengagement in health care AI development / A.A. Nichol, M.C. Halley, C.A. Federico, M.K. Cho, P.L. Sankar // The Pacific Symposium on Biocomputing. 2023. Vol. 28. P. 496—506. DOI:10.1142/9789811270611_0045
  31. Paul K. Elizabeth Holmes to be sentenced nine months after guilty verdict [Электронный ресурс] // The Guardian. 2022. URL: https://www.theguardian.com/technology/2022/jan/13/elizabeth-holmes-sentence-september-fraud (дата обращения: 01.10.2024).
  32. Perfectionism and doping willingness in athletes: The mediating role of moral disengagement / G.E. Jowett, N. Stanger, D.J. Madigan, L.B. Patterson, S.H. Backhouse // Psychology of Sport and Exercise. 2023. Vol. 66. Article ID 102402. 18 p. DOI:10.1016/j.psychsport.2023.102402
  33. Sánchez-Jiménez V., Rodríguez-de Arriba M.L., Muñoz-Fernández N. Is This WhatsApp Conversation Aggressive? Adolescents' Perception of Cyber Dating Aggression // Journal of Interpersonal Violence. 2022. Vol. 37. № 19—20. P. 17369—17393. DOI:10.1177/08862605211028011
  34. Saulnier L., Krettenauer T. Internet impropriety: Moral identity, moral disengagement, and antisocial online behavior within an early adolescent to young adult sample // Journal of Adolescence. 2023. Vol. 95. № 2. P. 264—283. DOI:10.1002/jad.12112
  35. Shaping Citizenship in the Classroom: Peer Influences on Moral Disengagement, Social Goals, and a Sense of Peer Community / J. Kim, J.J. Sijtsema, R. Thornberg, S.C.S. Caravita, J.S. Hong // Journal of Youth and Adolescence. 2024. Vol. 53. P. 732—743. DOI:10.1007/s10964-023-01916-1
  36. Violent Extremism and Moral Disengagement: A Study of Colombian Armed Groups / A. Blanco, A. Davies-Rubio, L. De la Corte, L. Mirón // Journal of Interpersonal Violence. 2022. Vol. 37. № 1—2. P. 423—448. DOI:10.1177/0886260520913643
  37. Walters G.D. Changes in criminal thinking from midadolescence to early adulthood: Does trajectory direction matter? // Law and Human Behavior. 2022. Vol. 46. № 2. P. 154—163. DOI:10.1037/lhb0000468
  38. Why Employees Do Bad Things: Moral Disengagement And Unethical Organizational Behavior / C. Moore, J.R. Detert, V.L. Baker, D.M. Mayer // Personnel Psychology. 2012. Vol. 65. № 1. P. 1—48. DOI:10.1111/j.1744-6570.2011.01237.x
  39. Wu W., He Q. The Roles of Moral Disengagement and Learned Helplessness Towards International Postgraduate Students' Academic Procrastination // Psychology Research and Behavior Management. 2022. Vol. 15. P. 1085—1104. DOI:10.2147/PRBM.S343135
  40. Xie Z., Liu C., Teng Z. The Effect of Everyday Moral Sensitivity on Bullying Bystander Behavior: Parallel Mediating Roles of Empathy and Moral Disengagement // Journal of Interpersonal Violence. 2023. Vol. 38. № 11—12. P. 7678—7701. DOI:10.1177/08862605221147071

Информация об авторах

Захарова Юлия Владимировна, клинический психолог, частная практика, ИП Захарова Ю.В., Глава Этического комитета, член Президиума Ассоциации когнитивно-бихевиоральных терапевтов (АКБТ), Соосновательница Коллегии по этике психологов и психотерапевтов (КЭПП), Член Общества когнитивных психотерапевтов и консультантов (ОКПК), Москва, Российская Федерация, ORCID: https://orcid.org/0000-0001-8517-8366, e-mail: mail@zakharova.info

Метрики

Просмотров

Всего: 46
В прошлом месяце: 32
В текущем месяце: 14

Скачиваний

Всего: 16
В прошлом месяце: 14
В текущем месяце: 2

!
Портрет читателя
Пройти опрос