Психологическая помощь: на стороне социальных реформ или социального контроля? Современная критическая социальная работа за рубежом

Многое из того, что будет в этой статье сказано о позиции социального работника, применимо и к позиции практического психолога и/ или (психо)терапевта. Автор статьи хотел бы предложить информацию о критической социальной работе в качестве своего рода «реперной точки» для самоопределения. Признавая, что не существует единственно правильного для всех варианта самоопределения, автор надеется, что материал статьи поможет читателю лучше осознать ту позицию, которую тот выбирает для себя, как и те позиции, которые он не выбирает и не разделяет.

Специфика критической социальной работы

Можно сказать, что ключевой вопрос критической социальной работы (далее — КСР) — «Какие условия необходимо создать, чтобы «бытие» перестало определять «сознание», и процесс развернулся бы в противоположную сторону: «сознание» трансформировалось бы и стало определять «бытие»»? Что нужно сделать, чтобы люди, воспринимающие себя жертвами неблагоприятных обстоятельств, поверили в свою способность определять ход и направление своей жизни, объединились друг с другом (и, возможно), с профессионалами, и стали бы предпринимать те или иные шаги для изменения социальных, экономических и политических условий своей жизни?

Критическая социальная работа выстраивается на основе критической теории. В узком смысле под критической теорией понимается Франкфуртская школа марксизма (Г. Маркузе, Ю. Хабермас, Т. Адорно, Э. Фромм, М. Хоркхаймер), в широком смысле под термином «критические теории» объединяются все направления, рассматривающие связь субъектности человека и ее становления с социальным и политическим контекстом жизни людей, способность людей влиять на ход и направление своей жизни, в том числе посредством участия в социальных акциях, ведущих к изменению социальных и политических условий их жизни.

Более тридцати лет существования КСР показали, что она представляет собой такие модели связи теории и практики, которые наилучшим образом подходят для работы с отдельными людьми, семьями, группами и сообществами в ситуациях расового, этнического и культурного многообразия.

КСР связана с педагогикой освобождения [Freire, 1972,2004; Horton & Freire, 1990]: такой работой с людьми, которая помогает им осознать источники притеснения в их жизни и имеющиеся у них знания, умения и ресурсы, позволяющие избежать притеснения, видоизменить/ модулировать последствия его воздействия или выступить против него. Много внимания уделяется рефлексии, критическому разбору того, как доминирующие идеологии, дискурсы и социальные практики (в т.ч. институционализированные) влияют на жизнь людей.

КСР активней всего развивается и оказывается наиболее востребованной в периоды экономических кризисов и социальных волнений. В истории развития КСР существует тенденция, согласно которой по окончании кризисных периодов в обществе социальные работники возвращаются к менее «социально-активистским» и более «психотерапевтическим индивидуальным» моделям работы.

КСР высвечивает связь личного и политического; она обращает внимание на воспроизводство социальной несправедливости, в особенности того, как сами социальные работники способствуют подобному воспроизводству. Она бросает вызов представлениям о «превосходстве знания профессионалов» и ориентируется на создание партнерских взаимоотношений между специалистами и сообществами.

Кризис социальной работы в 1970-е

Хотя традиционно возникновение КСР относят к концу 19 века (в Великобритании и США), важно отметить, что в 1970-е годы социальная работа в целом как минимум в англоязычных странах оказалась в ситуации кризиса, связанного с марксистской критикой системы социального обеспечения, рассматривавшей социальную работу как механизм социального контроля со стороны государства. Работа социальных работников в государственных бюджетных учреждениях (в отличие от независимых агентств и НКО) оказывается практически полностью регламентирована бюрократическими требованиями; она направлена на поддержание status quo, стабильности, а не на социальные изменения.

Сфера социального обеспечения, рассмотренная с марксистской точки зрения, может быть понята как орудие капитализма (или тоталитаризма), направленное на то, чтобы ослабить ярость и возмущение бедных, успокоить совесть богатых и снизить вероятность революции, бунта, восстания. Пособия и услуги распределяются между теми, кого люди, находящиеся в привилегированном положении, сочли достойными, — чтобы те не выступали против существующего строя. Подробнее о «помогающих профессиях» как форме социального контроля можно прочитать в работах Гоффмана [Goffman, 1961], Фуко [Foucault, 1967, 1977, 1980], Шаша [Szasz, 1961, 1963], описывающих разные формы существования эксплуатации и притеснения, прикрывающихся риторикой «лечения», «исправления», «блага человека и общества». Социальные работники с этой точки зрения воспринимались как «двойные агенты», а «получатели помощи» ставились в зависимую, пассивную позицию.

Существовавшие в то время техники и приемы социальной работы вызывали нарекания не только со стороны тех людей, с кем велась работа, но и со стороны самих применявших эти приемы социальных работников. До 1970-х годов в социальной работе доминировала терапевтическая модель интервенций, основывавшаяся на психодинами­ческой теории (подчеркивавшей значимость чувств и бессознательных процессов) и на теории систем (помогавшей выделять в рамках семьи различные подсистемы, границы и паттерны взаимодействия). Системный подход подразумевает, что покой и равновесие — это оптимальное состояние человека и человеческих общностей.

В этих подходах отсутствовало внимание к более широким социальным, политическим и экономическим контекстам, а также к связанным с ними вопросам власти, доминирования и маргинализации. Существовавшие подходы транслировали точку зрения и нормы поведения, принятые среди образованных людей среднего экономического класса, принадлежащих к западно-европейской или американской культуре.

Индивидуальная и семейная долгосрочная терапия оказывается неэффективной в условиях государственных социальных центров, в том числе потому, что на ее проведение не выделяется достаточное количество времени и ресурсов.

Размещение проблемы исключительно внутри человека, патологи- зация личности, отказ учитывать влияние более широкого социального и политического контекста возникновения и поддержания проблем — это действия, защищающие интересы тех, кому выгодно сохранение status quo, актуального социального устройства, и невыгодна социальная трансформация. Эту группу образуют те, кто при нынешнем социальном устройстве занимает привилегированное положение — в силу возраста, пола, социально-экономического статуса, сексуальной ориентации, принадлежности к доминирующему этническому большинству и пр. Но иногда важнее помогать людям научиться менять ситуацию, а не лучше приспосабливаться к существующей.

Кризис социальной работы привел также к формулированию критики позиции социального работника как «эксперта», обладающего «более правильным» знанием о жизни человека, обратившегося за помощью. «Нейтральность» специалиста невозможна, работа с людьми — это всегда политический акт с маленькой буквы «п»; специалист либо принимает сторону притеснителей (осознанно или неосознанно), либо как-то противостоит этому. В контексте критики заявлялось также, что специалист-социальный работник «наживается на чужом горе» — его работа с теми, кто «на дне», его самого поднимает выше по «социальной лестнице» за счет публикаций, повышения статуса в профессиональном сообществе, получения ученой степени и причитающегося при этом повышения оклада. Чьим интересам служит социальный работник — интересам людей, которые обратились за помощью, или интересам той социальной группы, к которой принадлежит он сам?..

Была переформулирована сама концепция социальной работы: в центр, вместо «отдельного индивида» или «семьи» было помещено «сообщество», и стали развиваться партнерские формы практики, возвращающие членам сообществ те права и способности, которых они были в существенной степени лишены в процессе «профессионализации помощи». От работы «для клиента» перешли к работе «вместе с клиентом». Власть и привилегированное положение профессионала — не всегда угроза, их можно использовать как ресурс для организации обеспечения помощи.

Подходы к критической социальной работе

В рамках КСР можно выделить две группы подходов: структурные и постмодернистские. Социальный работник выбирает тот или иной подход, ориентируясь на культурный контекст, место настоящего момента в историческом процессе, а также требования конкретной ситуации.

Структурные подходы [Moreau, 1979; Mullaly, 1997] сосредотачиваются, в основном, на материальных аспектах равенства и справедливости. В первую очередь это достигается за счет выявления и разворачивания общих (надиндивидуальных) и политических измерений переживаемых людьми проблем и сложных жизненных ситуаций. Термин «структурный» подчеркивает, что в фокусе внимания находится не только человек, но и общественные структуры.

Структурный подход к социальной работе был разработан в конце 1970-х — начале 1980-х канадцем М. Моро [Moreau, 1979]. В фокусе его подхода — взаимодействие между людьми и конкретными социальными, экономическими и политическими обстоятельствами их жизни. Особое внимание он уделял вопросам власти — личной и политической: каким образом более могущественные члены общества определяют и ограничивают менее могущественных (белые определяют цветных, мужчины — женщин, богатые — бедных, гетеросексуалы — гомосексуалов, взрослые — детей, а молодые — стариков). Основной целью структурной социальной работы является помощь людям в том, чтобы критически осмыслить личную, социальную, экономическую и политическую ситуацию, в которой они находятся. Это происходит за счет анализа того, кому выгодно обозначение тех или иных форм поведения, ценностей, убеждений или эмоций как «нежелательных», и кто от этого страдает, — то есть выявление связи личного и политического.

Основная форма вмешательства в структурной социальной работе — так называемое «непосредственное снятие напряжения» (предоставление необходимых людям материальных ресурсов + анализ отношения к этим ресурсам — как к праву, привилегии и пр.). Вторая задача структурной социальной работы — помочь людям в создании контрструктур как внутри, так и вовне существующих социальных систем — для того, чтобы могли осуществиться социальные изменения. Для этого организуется работа групп: люди со сходным опытом переживания тяжелых жизненных ситуаций, собравшись вместе, с большей вероятностью могут осознать, что есть общего (надиндивидуального) в их переживаниях, и какими факторами обусловливается возникновение этих переживаний. Проблемы перестают восприниматься как следствие индивидуальной патологии, формируется солидарность среди притесняемых, и становится возможен коллективный отклик на проблемы, создаваемые и поддерживаемые институционально.

Моро, однако, предупреждал об опасности приписывания ответственности за проблемы только социальным структурам и о том, что необходимо работать не только со «средой». Нужно сосредотачиваться не только на социальных институтах, но уметь работать с отдельными людьми, семьями, группами и сообществами.

Было обнаружено, что в работе с некоторыми семьями предоставление материальных ресурсов оказывается достаточным для того, чтобы ситуация семьи в целом значительно улучшилась, однако в работе с другими семьями это оказывается недостаточным. Более значимыми оказались процессы, связанные с развитием уверенности в себе, социальных и практических навыков, правосознания и чувства осмысленности собственной жизни — параллельно с работой в более широком социальном контексте.

Постмодернистские подходы утверждают различия между людьми, размещая их в культурно-историческом контексте, и стремятся способствовать изменениям за счет «распаковки», исследования и опротестовывания доминирующих дискурсов в конкретных жизненных условиях. Критики постмодернизма, как правило, описывают его как нечто разрушительное, игнорируя описанное, в частности, Розенау [Rosenau, 1992] различение «скептического» постмодернизма — и постмодернизма «аффирмативного», открывающего пространство для созидания. Аффирмативные постмодернистские подходы придают людям надежды и оптимизма.

В 1990-х годах произошел «постмодернистский поворот» — все больше внимания уделялось социальной фрагментированности, неопределенности, локальности и различиям. В результате этих изменений структурные подходы к социальной работе стали менее применимы — они в недостаточной мере учитывают различия, в том числе — различия между культурами, становящиеся все более актуальными в ситуации глобализации и мультикультурализма. Некоторые профессионалы скептически относятся к постмодернистским теориям и подходам, т.к. считают, что они отступают от универсальных представлений о социальной справедливости и равенстве, выводя на первый план «локальное знание» и различия.

В центре внимания постмодернистских подходов — социальная трансформация; множество различных социально конструируемых реальностей; важность локального контекста практики; роль дис­курсов в поддержании дисбалансов власти. Эти подходы подчеркивают, что в привилегированном положении находятся не только те, в чьем распоряжении материальные ресурсы, но и те, кто продуцирует знание — дает описания другим, получающие статус истинности. Задача работы с маргинализованными группами населения состоит, в существенной степени, в том, чтобы у них появилась возможность и развивались умения давать описания самим себе и своему опыту, «говорить от первого лица».

Вместо того, чтобы следовать грандиозной идее «мировой революции» и масштабных социальных преобразований, постмодернистские подходы стремятся создать условия для продолжающегося опротестовывания того, что принимается «как данность» и считается «само собой разумеющимся». Они опираются на анализ власти, предложенный Фуко [Foucault, 1977, 1980], и уделяют внимание не только традиционной власти, но и так называемой «современной власти». Последняя не сконцентрирована в каком-то одном источнике, но вездесуща. Для своей реализации она нуждается в том, чтобы люди сами надзирали за собой и другими; «современная власть» не столько ограничивает и запрещает, сколько формирует; не столько выносит моральное суждение, сколько — нормативное, соотносящее поведение человека с определенными социальными нормами. Власть, с этой точки зрения, присутствует во всех отношениях, и задача социального работника — делать функционирование власти видимым для тех, с кем ведется работа, включая отношения между этими людьми и самим социальным работником. Социальный работник позиционируется в качестве ресурса для тех, кто обращается за помощью, — особенно ценится его умение воспринимать сложность контекста и расставлять приоритеты, чтобы становилось возможным понятное действие.

Также особое внимание в постмодернистских подходах уделяется понятиям идентичности и субъектности. Считается, что возможны различные формы и проявления субъектности. В постмодернистских подходах утверждается, что идентичность человека, его характеристики не являются проявлением каких-то неотъемлемо присущих ему качеств или внутренних структур (например, «человеческой природы»), а постоянно конструируется и переконструи­руется в процессе социального взаимодействия. Роль языка при этом оказывается ключевой: человек может выбирать «созвучные» ему сообщества и формы взаимодействия, и в них создавать свою предпочитаемую реальность. Постмодернистские подходы утверждают возможность общности, не «стирающей» различия. Подробно способы воплощения этого на практике описаны в работах Парто­на и О’Бирна [Parton & O’Byrne, 2000a, 2000b]; они комбинируют в своей работе приемы нарративной терапии [White and Epston, 1990; White, 2007; Denborough, 2008] и терапии, ориентированной на решение [de Shazer, 1985], давая понятные инструкции и примеры того, как в социальной работе воплощается уважительное отношение, трансформативный потенциал микроконтекста коммуникации и признание различий. В их модели особое влияние уделяется деконструкции «само собой разумеющихся» убеждений и конструированию альтернативных дискурсов, а также созданию поддерживающих их сообществ.

Следует отметить, что в современном мире модернизм и постмодернизм сосуществуют, и некоторые авторы [Ife, 1997; Thompson, 1998] утверждают, что социальным работникам на практике приходится совмещать и модернистские (структурные) и постмодернистские подходы.

Практика критической социальной работы

Аллан [Allan, 2003a] выделяет четыре аспекта, значимых для практики критической социальной работы:

1)    ценностные ориентации: в основе КСР лежит вера в человеческое достоинство, право каждого человека на то, чтобы к нему относились с уважением, и приверженность идеалу социальной справедливости. Социальная работа стремится к реализации в обществе идеалов справедливости, инклюзивности, разнообразия и участия (вовлеченности);

2)    диалектические подходы, помогающие интегрировать личное и политическое на всех уровнях. В традиционных подходах к социальной работе в рамках «вмешательства» выделяются различные уровни: работа с индивидом или семьей; работа с группами; разработка программ; создание сообществ и работа с сообществами; работа в сфере социальной политики и проведения исследований. Практики преимущественно работают на каком-то одном из них, как правило — на уровне работы с индивидом или семьей. В КСР слово «вмешательство» не используется, т.к. оно позиционирует социального работника как «эксперта, осуществляющего изменения», а человека, живущего в трудной ситуации, как пассивного потребителя помощи. Вместо этого в КСР используется выражение «совместная работа»;

3)     анализ того, каким образом социополитические факторы и дискурсы влияют на ситуации, в которых участвует социальный работник: как материальные условия жизни способствуют порождению социальных проблем? Присоединяются ли значимые другие человека к его притеснению большинством? Насколько человеку доступна реальная возможность протестовать против притеснения? Каковы те требования, которым человек «должен» соответствовать — и не соответствует? Как он пытается приводить себя в соответствие нормам — и какие важные жизненные ценности защищает, протестуя или саботируя «необходимость» это делать?

4)    понятие «эмпауэрмента», или поддержки людей в проявлении их субъектности и права на выбор: задача социального работника в данном случае — создавать условия, в которых люди могут осознать собственное право на выбор, его возможность, а также имеющиеся у них силы, ресурсы, знания и умения, помогающие решить проблему. Не любая практика социальной работы ведет к созданию подобных условий.

Виды деятельности организаций, занимающихся КСР

На примере австралийских феминистских организаций, занимающихся критической социальной работой, Уикс [Weeks, 2003] выделяет следующие виды деятельности (в порядке убывания распространенности):

1)    предоставление информации, оказание моральной поддержки и направление к специалисту — по телефону;

2)     предоставление информации, оказание моральной поддержки и направление к специалисту — очное[I];

3)     просветительская деятельность в более широком сообществе и среди профессионалов (посредством публичных выступлений, выпуска обучающих буклетов и плакатов, учебников, брошюр, сборников материалов, выступлений по радио (эпизодических и регулярных), издания вестника организации, выпуска просветительских видеозаписей);

4)     очное индивидуальное и семейное консультирование;

5)     адвокация — выступление в защиту интересов людей и групп, направленное на изменение социальной политики (участие в комиссиях и комитетах, проведение кампаний); чем враждебнее политический климат, тем больше места в работе организаций занимает адвокация;

6)     телефонное консультирование;

7)     предоставление образовательных ресурсов и программ;

8)     групповая терапия, группы поддержки и тренинги по формированию навыков, полезных людям для изменения жизни;

9)     аутрич-работа;

10)    работа с представителями этнических меньшинств (не на языке большинства);

11)    проведение исследований;

12)    предоставление временного жилья;

13)    медицинская реабилитация и профилактика;

14)    юридическая помощь.

Данный перечень видов деятельности позволяет определить объем и место традиционных форм психологической и психотерапевтической помощи в контексте комплексной критической социальной работы, а также выделить сферы потенциального сотрудничества с работниками смежных специальностей. Важно отметить, что занимающая достаточно много времени рефлексивная практика, проводимая в одиночку (в письменной форме, в виде дневников личностного и профессионального роста) и в группах в формате интервизии, не включена в этот перечень и рассматривается отдельно — так же, как и виды

деятельности, связанные с обеспечением отчетности специалистов перед теми, с кем ведется работа, и перед донорскими организациями — источниками средств.

Что должен уметь человек, решивший заниматься критической социальной работой?

•       У него должно быть развитое социальное и политическое сознание: он (а на самом деле, чаще всего это бывает «она») должен уметь выделять источники притеснения и вовлекать людей в анализ последствий притеснения в их жизни;

•       Он должен уметь воспринимать противоречия в работе нанимающей его организации, высвечивать и документировать эти противоречия, чтобы коллектив организации мог использовать эту информацию для продвижения изменений;

•       Он должен знать, какие негосударственные некоммерческие организации занимаются подобной проблематикой, и налаживать отношения с ними;

•       Он должен уметь занимать позицию «незнания», не навязывать свое мнение и видение ситуации человеку, с которым ведется работа;

•       Он должен обладать знаниями и умениями для работы с отдельными людьми, семьями, группами и сообществами;

•       Он должен уметь создавать условия для того, чтобы люди, с которыми ведется работа, получали необходимые знания и умения для решения своих проблем и изменения неблагоприятных жизненных ситуаций;

•       Он должен уметь выступать в защиту интересов отдельных людей, семей или групп;

•       Он должен иметь достаточно знаний о культурах, в том числе и о своей собственной, и о культурных основах теорий и практик;

•       Он должен относиться к чужой культуре бережно, как ученик- подмастерье, а не поверхностно, как турист;

•       Он должен уметь вовлекать и способствовать участию в разработке социальной политики людей, обладающих непосредственным «инсайдерским» опытом в сфере тех проблем, которые государство стремится решить (т.наз. «experience consultants»).

Критическая социальная работа и критическая психология

Для успеха критической социальной работы в основе ее компонента, имеющего отношение к индивидуальному консультиро- ванию/терапии, должна лежать «критическая психология». Пока нет единства мнений о том, что же должна представлять собой эта критическая психология (такое единство, впрочем, не обязательно). Очевидно, в ней должна разрабатываться тема субъектности и взаи- модействия/переплетения личного и социального. По мнению Фокса и Приллельтенского [Fox & Prilleltensky, 1997], ключевым понятием критической психологии является понятие притеснения. Слоан [Sloan, 1997] утверждает, что критическую психологию интересуют те аспекты человеческой личности, которые формируются в результате интериоризации отношений доминирования и притеснения. Притеснение может быть не только экономическим или политическим, оно может выражаться и в виде «психического отчуждения» [Meares, 2002] — «оторванности человека от источника переживания собственного бытия как личности» [Bartky, 1975]; в результате которого дух человека оказывается сломлен, даже когда сам он не может осознать структурные факторы притеснения.

Фрейре [Freire, 1972] утверждает, что, пока люди не осознали притеснение, которому они подвергаются, они практически всегда относятся к своей жизненной ситуации фаталистически. Они не верят в себя и убеждены в том, что притесняющие их силы неуязвимы и крайне могущественны. Люди испытывают отчаяние и апатию, и это мешает им организовывать и предпринимать какие-либо коллективные действия. Как в тоталитарно-коллективистских, так и в рыночно-индивидуалистических обществах людям бывает непросто создавать сообщества поддержки и действовать совместно. Они чаще вкладывают энергию в то, чтобы устроиться максимально успешно в существующем режиме, а не менять его.

Пиз [Pease, 2003] выделяет четыре аспекта, которые, по его мнению, должны присутствовать в критической психологии: гуманизм, марксизм (как осознание «отчуждения»: того, как капиталистическое общество оформляет опыт людей, довлеет над ним и ограничивает его, отчуждая людей от общества, от близких и от самих себя), внимание к неосознаваемым процессам в становлении личности, а также постмодернистские представления о дискурсе (в понимании Фуко [Foucault, 1967]) и позиционировании [Harre & Davies, 1990]. При такой постановке вопроса критическая психология должна преодолеть «водораздел» между модернизмом и постмодернизмом, — что, с точки зрения Пиза, не представляет проблемы, т.к. постмодернизм «снимает» модернизм, включая его в себя как «одно из возможных описаний, весьма полезных и красивых в определенных контекстах» [Pease, 2003].

Интериоризованное притеснение и интериоризованное доминирование

Социальные отношения притеснения и маргинализации инте- риоризуются, и человек, занимающий менее привилегированное, маргинализованное положение, начинает относиться к себе так же, как к нему относится притесняющий — считать себя «человеком второго сорта», разделять предрассудки и стереотипы, задающие направление притеснения, и тем самым считать притеснение оправданным. Инте- риоризованное притеснение ведет к потере самоуважения, подавленности, апатии, к эрозии способности влиять на ход и направление собственной жизни (субъектности).

Другой стороной в этих отношениях доминирования-притеснения являются те, кто занимает более привилегированное положение. То, что возникает у этих людей в результате интериоризации этой формы взаимоотношений, называется «интериоризованным доминированием». Последствия этого — «слепота» по отношению к собственному привилегированному положению, восприятие собственной позиции и условий собственной жизни как чего-то «само собой разумеющегося», как «естественного права».

Противостоять интериоризованному доминированию можно посредством признания и празднования различий, посредством рефлексивной практики [Etherington, 2004], а также создания партнерских альянсов с представителями иных социальных групп. Рефлексивная практика подразумевает, что работники постоянно исследуют свои представления и заявления, относятся к ним критично и не принимают их за универсальную истину. Рефлексивная практика подразумевает «способность определить свое место в ситуации за счет признания того, как действия и интерпретации, социальный и культурный контекст, личная история, чувства и переживания, ценности и убеждения влияют на ситуацию» [Fook, 1999, с. 199]. Рефлексия специалиста направляет его самообразование, саморазвитие и курс действий [Healy, 2000]. Эта практика позволяет осознать и использовать прежде маргинализованные аспекты познания, такие, как необычные ощущения, личную историю и пр. Для отслеживания собственных предрассудков и их влияния на взаимодействие с людьми, обратившимися за помощью, применяется, в частности, исследование собственного профессионального пути работника и изменений в его убеждениях с течением времени.

Когда работник начинает осознавать собственные культурные, расовые, социально-экономические и иные привилегии, это часто бывает для него непросто. Приходится сместиться с привычной позиции, на которой человек чувствовал принадлежность к большему целому, признание, обладал статусом, — ради того, чтобы попытаться увидеть себя с иной точки зрения, глазами людей из другой социальной группы. В ходе этого важно занимать позицию ученика, подразумевающую смирение и глубокое уважение. Это шаг, открывающий возможность отказаться от привилегий и власти, от принятых в «своей» культуре способов осмысления явлений — для того, чтобы научиться чему-то новому [Denborough, 1996].